Но внезапно о занятиях узнал отец Софьи, который после увольнения видел революционеров и бомбистов даже у себя под кроватью, не говоря уже о «бабских курсах», где только этому, как он считал, и учат. Разразился скандал, и Лев Перовский поклялся, что сделает все, что в его силах, дабы уберечь дочь от пагубного влияния курсов и вернуть ее в лоно семьи. Чтобы попасть на должность губернатора столицы, требовалось обладать незаурядной волей, но законы генетики никто не отменял, и «коса нашла на камень» — воля дочери, похоже, оказалась сильнее, чем воля отца.
Впрочем, порою даже соратники Перовской проговаривались, что не знают, была ли это воля или каприз избалованного ребенка. Вот что писала Вера Фигнер через четверть века после смерти Софьи: «Портрет вполне передает ее моложавое лицо, в котором было что-то детское, передает и чуть заметную складку около губ, которая мне кажется выражением настойчивости и упорства, а может быть, и детского каприза».
Софья не пыталась убедить папу в необходимости для нее курсов, понимая, что это бесполезно, а просто хлопнула дверью и ушла из дому.
Отец идти на попятную не собирался, и Софье пришлось кочевать до окончания курсов по своим знакомым. Возможно, именно эти испытания еще более усилили ее аскетизм, и она научилась жить в дорогом Петербурге практически без денег. Отец сказал, что пока Софья не уйдет с курсов, он не даст ей ни копейки. Мать, поддерживая дочь, продолжала ей помогать, но, поскольку финансами в семье традиционно распоряжались мужчины, эта помощь была не очень значительной.
П. А. Кропоткин, знаменитый анархист, писал: «Теперь в повязанной платком мещанке, в ситцевом платье, в мужских сапогах таскавшей воду из Невы, никто не узнал бы барышни, которая недавно блистала в аристократических петербургских салонах».
Жизнь свела Софью с тремя сестрами Корниловыми, дочерьми богатого фабриканта. Корнилов на новомодные увлечения дочерей смотрел сквозь пальцы, по принципу «чем бы дитя ни тешилось», и вскоре Перовская вместе с Корниловыми основали кружок саморазвития. За чаем там велись беседы о литературе, философии и, конечно же, о судьбах России.
Собиралось здесь множество известных впоследствии людей, тот же Кропоткин, например, считал, что истоки русского анархизма начали свое течение как раз отсюда. Неудивительно, что подобны сборища не могли найти одобрения в у власть предержащих, и кружок был вскоре разогнан.
Софью Перовскую отдали на поруки отцу. Пытаясь избавить Софью от дурного влияния окружения, он отправил ее вместе с женой в крымское имение. Но компания была подобрана неправильно: оказавшись с матерью наедине, 17-летняя Софья очень быстро убедила ту, что в глухой провинции ей делать нечего, и уже через год вернулась в столицу. Здесь жизнь била ключом, а новых знакомых из тех кругов, против которых так протестовал отец, появилось еще больше, и она даже предоставляла свою квартиру для нелегальных встреч «народников». Но и сама не сидела без дела.
Желая переустроить Россию, Софья понимала, что начинать в таком деле надо с себя, и в 1872 году успешно выдержала экзамен на народную учительницу. Однако диплом Софье не выдали. Но, как мы знаем, сдаваться она не умела и потому с наступлением зимы оставила Петербург и отправилась в Корчевский уезд Тверской губернии, в село Едимоново, где устроилась помощницей учительницы в народной школе.
А весной 1873 года выдержала экзамен в Твери и, поскольку тайная полиция была далеко, получила диплом без всяких проблем. Больше бороться было не за что, с крестьянским детьми было скучновато, и Софья отправилась назад, в Петербург.
Уже осенью она начала занятия с рабочими, где им под видом обучения грамоте преподносилась политическая наука. И менее чем через полтора года, 5 января 1874 года. Перовская была арестована и заключена в Петропавловскую крепость. Но уже в начале лета «кровавый» режим вновь выпустил Перовскую на поруки, и она уехала к матери в Крым.
Понимая, что учительницей ей уже не стать, Перовская начала изучать фельдшерство, и в 1874 году поступила в симферопольскую земскую больницу. Но даже ухаживая за больными, она не могла отречься от своих революционных идей, и в августе 1877 года состоялся суд, пытавшийся разобраться в отношениях Перовской с революционерами. Впрочем, девушка была оправдана, и, уволившись из госпиталя, она отправилась в фамильное имение. Куда уже через год, стуча подкованными сапогами, пришли жандармы и арестовали Софью для административной высылки в Олонецкую губернию.