Но и ее сердца коснулась первая любовь.
Говорят, что когда гостила Надя в Малороссии у деда с бабкой, она приглянулась своей тетке, которая забрала ее к себе в имение. Девушке впервые в жизни сказали, что она привлекательна, но что за красотой надо ухаживать — тетка уложила ее густые волосы в красивую прическу, купила несколько новых платьев и попыталась свести загар (тогда он считался некрасивым).
В имении тетки Наде впервые приглянулся молодой человек Кирияк, сын местной помещицы, чернобровым и темноглазый, как она. Видеться они могли только в церкви, и Надя летела туда как на крыльях. Тетка, удивившись такому проявлению набожности, поговорила со своей дочерью и узнала, что молодой красавец уже попросил у Нади колечко — если та согласится и отдаст, то он станет просить ее руки. Тетка разозлилась без меры — вот еще хлопоты на ее голову!.. «За влюбленной девушкой приглядывать, — думала она, — беды не оберешься. А мать этого парубка на свадьбу не согласится: они богатые, а у нашей невесты приданого кот наплакал», — и отправила Надю к родителям, поставив крест на ее первой, едва зарождавшейся любви.
«…Думаю, что если б тогда отдали меня за него, то я навсегда простилась бы с воинственными замыслами», — даже в старости Надя не забывала о своей первой любви.
Ей совсем не хотелось уезжать из полюбившейся ей Малороссии, где она была вольна, как птица, и где ее так любили. На прощание бабушка долго читала молитву над своей «ласточкой», призывая на нее Божье благословение. Дурова считала потом, что только молитва бабушки спасала ее во всех военных передрягах и приключениях.
Мать ей обрадовалась на удивление. Надя после поездки стала выглядеть как барышня, но ласковость матери объяснялась другой причиной. Дуров загулял, присмотрев себе в городе молодую любовницу-мещаночку, да он и всегда был неравнодушен к женскому полу, а тут стал в открытую жить вторым домом. И мать Нади надеялась, что приезд любимой дочери его образумит, да не тут-то было, сердцу не прикажешь. Он, правда, пытался покончить со своим увлечением, даже выдал свою содержанку замуж, но потом все-таки «отыграл обратно».
Дочери он очень обрадовался, даже подарил ей любимого Алкила, сшил ей на заказ казачий чекмень, сам учил держаться в седле и решительно управлять конем.
«Эх, был бы парень, каким бы героем был, ведь удалью молодецкой ты вся в меня, Надюша», — говорил ей отец. Но бросать молодую любовницу он и не подумал. Мало того, расставшись с одной, тут же завел себе другую, а к жене же так и не вернулся, обвиняя ее в жестоком нраве и непереносимом характере.
От отчаяния матушка заболела, поехала лечиться в Пермь, да там и померла — не сколько от хворей телесных, сколько «от скорбей».
В основном все биографы Дуровой опираются на ее «Записки» — самый полный источник о ее жизни. Но Надежда в своей автобиографии дважды погрешила против истины. Во-первых, сместила дату рождения, во-вторых, не упомянула об одном важном факте своей биографии. Сама себя она называла девицей, а между тем в восемнадцать лет ее выдали замуж за местного чиновника Чернова. Она родила сына Ивана и прожила с ним еще два года, а потом вернулась к отцу. Что стало с ее сыном, как она общалась с мужем — нам неизвестно.
Так что к тому времени, когда она решилась бежать в действующую армию, было ей 23 года, и была она рожавшей женщиной.
Скорее всего, замалчивание этих фактов ее биографии связано с тем, что Надежда позже всегда стремилась идентифицировать себя с мужчиной, а все женское в себе отрицала. По сути, это первое открытое проявление в российском обществе женщины-транссексуала.
Но вернемся к нашей Надежде.
Решение покинуть отца пришло к ней, когда в Сарапул прибыл казачий полк, с офицерами которого отец очень сдружился (мать еще была жива). И хотя он постоянно звал дочку на верховые прогулки, желая похвастаться перед новыми приятелями ее мастерством наездницы, Надя постоянно отказывалась. Она почти не появлялась в доме, чаще сидела у себя в комнате, а когда выходила в платье, то сильно румянилась и белилась что, вообще-то, было ей совсем не свойственно.