4 сентября 1923 года из города Сиань (административный центр провинции Шэньси) в сопровождении эскорта из 10 китайцев в западном направлении двинулись официальные представители музеев Гарварда и Пенсильвании — Лэнгдон Уорнер и Горац Джейн. Это была первая американская экспедиция в Центральную Азию со стороны Китая.
Мировая война и сложная внутриполитическая ситуация в Поднебесной, возникшая вскоре после свержения власти императора в 1911 году, создали значительные трудности на пути тех, кто пытался проникнуть в регион. Пока европейцы переживали страшные последствия чудовищной «мясорубки» и приходили в себя от потрясений, связанных со свержением царизма и победой большевиков в России, американцы, заметно разбогатевшие на военных поставках, обратили свои взоры на духовное достояние мировой культуры.
Перед указанными специалистами была поставлена задача — выяснить, что сохранилось на древних маршрутах Шелкового пути в Китае, если осталось вообще, после экспедиций из Европы и Японии. Мощный и рыжеволосый Лэнгдон Уорнер (1881–1955 гг.) — выпускник Гарвардского университета 1903 года — до этого много лет проработал в царской России, путешествуя по Средней Азии. Из восточных стран он уже посетил Китай и Японию, был знаком со многими известными ориенталистами. Командировавший и финансировавший его Художественный музей Фогга дал указание привезти для лабораторных исследований фрагменты древних фресок, прежде всего танского периода. В случае успеха вполне реальным становился грандиозный проект их крупномасштабных изъятий из пещер.
Достигнув Сучжоу (совр. Цзюцюань), американцы первоначально взяли курс на северо-восток, в район Хара-Хото, где в свое время активно работали экспедиции П. К. Козлова и А. Стейна, но там их поиски оказались малопродуктивными. Вскоре в пустыне Гоби выпал снег, явно не способствовавший запланированным изысканиям. Г. Джейн сильно обморозился, едва остался жив и был вынужден вернуться в Пекин. После всех злоключений Л. Уорнер смог выехать в Дуньхуан лишь в сопровождении китайского переводчика Вана.
Судя по письмам американца, его до глубины души потрясли и возмутили многочисленные следы вандализма, оставленные белогвардейцами из России. Действительно, в начале 20-х годов их отступавший отряд, численностью около 550 человек, перешел границу с Китаем и добрался в конце концов до Дуньхуана. Местные чиновники не смогли придумать ничего лучше, как разместить их в пещерах Могао. Конечно, душевное состояние офицеров можно понять: досада и злость, внутренняя опустошенность после кровавой бойни и жестокого поражения. Тем не менее это не оправдывает варварства, учиненного в культовом месте. Замазанными оказались древние фрески и статуи, во многих местах появились непристойные надписи, были вскрыты и разграблены древние мощи, из-за костров, на которых готовили пищу, почернели потолки. Следы их полугодового пребывания в монастыре можно увидеть и сейчас.
Однако страстное негодование и несколько истеричные восклицания в устах Л. Уорнера абсолютно неуместны: не ему рассуждать о подлинной ценности и безопасности культурно-исторических памятников. В письме к жене он подчеркивал: «Моя задача— сделать все от меня зависящее, чтобы спасти и сохранить то, что смогу, от быстрого разрушения». Осматривая поврежденные скульптуры и настенную живопись, американец с пафосом вопрошает: «Где гарантия того, что после русских тут не будут размещены китайские солдаты? И, что еще того хуже, как долго осталось до восстания мусульман, которого здесь все ждут?» Подобными сентенциями и словесными ухищрениями он всячески подзадоривал себя и заодно был не прочь покуражиться в облике этакого «спасителя» высокого искусства.
На самом деле дипломированный профессор заблаговременно подготовился к поездке в дальние края и специально привез в Дуньхуан ранее опробованный в Италии химический состав, позволявший отделять фрески от их основы. Выбрав в пещерах приглянувшиеся ему сюжеты, он с помощью кисти наносил его на конкретную поверхность. Единственное, что беспокоило Л. Уорнера, это низкие температуры наступившей середины зимы. Состав на морозе затвердевал до того, как фреска успевала им пропитаться. Замоченные в клее куски марли он прикладывал к ранее обработанному живописному слою, а потом отрывал их от стены. Вскоре таким образом были получены 12 (по другим данным 26) фрагментов росписей, в основном VIII века, довольно приличных размеров, общей площадью 3,2 квадратных метра.