Древние тюрки в рунических надписях называли китайцев «народом табгач». Упомянутый Тоньюкук утверждал, например, что «получил воспитание под влиянием культуры народа табгач, (так как и весь) тюркский народ был в подчинении у государства Табгач». Оригинальную точку зрения на сей счет высказал Л. Н. Гумилев. Он полагал, что древнекитайский этнос в V–VI веках «раздвоился с тем, чтобы дать начало северокитайскому и южнокитайскому этносам», а тюрки этноним «табгач» применяли для обозначения северокитайского народа. Однако с его гипотезой не согласны другие исследователи, отрицающие факт существования двух самостоятельных этносов непосредственно на территории Срединного государства.
Восточные тюрки в начале VIII века попытались противодействовать арабским завоевателям, вторгшимся в Среднюю Азию, но затем, потерпев поражение под Самаркандом, отступили. Их правители еще на протяжении полувека отстаивали независимость в тяжелых войнах с империей Тан и ее союзниками. Однако после смерти Бильге-кагана и его брата Кюльтегина тюрки утратили инициативу и перешли к оборонительным действиям. В 1889 году русский исследователь Н. М. Ядринцев на реке Орхон обнаружил памятники этим двум политическим деятелям. Позднее выяснилось, что памятники изготовлены при непосредственном участии мастеров, присланных императором Поднебесной Сюаньцзуном, возможно поэтому тексты эпитафий выполнены на двух языках.
В китайской династийной хронике «Тан шу» дано описание обряда погребения древних тюрок: «В избранный день берут лошадь, на которой покойник ездил, и вещи, которые он использовал, вместе с покойником сжигают: собирают пепел и зарывают в определенное время года в могилу. Умершего весною и летом хоронят, когда лист на деревьях и растениях начинает желтеть и опадать, умершего осенью или зимой хоронят, когда цветы начинают раскрываться… В сооружении, возведенном при могиле, устанавливают изображение покойного и перечисляют сражения, в которых он принимал участие в продолжении жизни.
Обыкновенно, если он убил одного человека, то ставят один камень. У иных число таких камней доходит до ста и даже до тысячи».
Между тем главную опасность для каганата представляли тюркоязычные уйгуры, которые входили в объединение «девяти племен». Вначале VII века они, как уже отмечалось ранее, обосновались в Северной Монголии и спустя какое-то время играли заметную роль в Центральной Азии. Члены указанного союза в орхонских текстах именуются как токуз-огузы.
В 80-х годах VII века уйгуры были разбиты восточными тюрками, но через 60 с лишним лет взяли убедительный реванш. Объединившись с соседними племенами (карлуками и басмылами), они сокрушили второй Восточный каганат. Необходимо в этой связи добавить, что его неизбежный крах ускорили обострившиеся внутренние противоречия и раздоры.
На месте указанного государственного образования в 745 году возник Уйгурский каганат, просуществовавший до 840 года. Тюркский каганат в целом имел огромное консолидирующее значение для тюркоязычного населения Евразии и способствовал дальнейшему развитию различных этнических групп, составивших впоследствии основу народов, говорящих на различных тюркских языках.
Со временем арабы, энергично распространявшие по миру идеи ислама, заметили: многие народы говорят на том же языке, что и тюрки, с которыми они столкнулись в Средней Азии в VII–VIII веках. Их историки и географы стали называть словом «тюрк» уже целые группы народов и языков. В арабской научной литературе сформировалось единое представление о генетической связи языков тюркских племен и генетическом родстве последних. Таким образом, термин «тюрк» распространился на пол-Азии.
Следует подчеркнуть, что при наличии древнего языкового родства у самих тюркоязычных племен «тюркское» этническое самосознание отсутствовало, как не было и общности их исторических судеб или единства созданных ими в древности и средневековье государственных образований (С. Г. Кляшторный). Однако по мере принятия ислама эти народы сами стали себя так называть.
Доверившись скромному путеводителю и довольно подробной карте города, я отправился к расположенной на Спортивной улице (кит. Тиюйлу) могиле некоего Юсуфа, о котором, как мне казалось, не имел ни малейшего представления. Купив за 10 юаней входной билет, стал расспрашивать о личности усопшего, поскольку никаких проспектов или буклетов ознакомительного характера в кассе не было. Служители мемориального комплекса добавляли к имени слово «хасс-хаджиб», на слух для непосвященного воспринимавшееся как весьма распространенная в подобных случаях нисба (литературное имя, данное по месту рождения), неожиданно оно заставило задуматься.