Все та же прародина — Алтай, регион, с которым оказались тесно связаны как скифские, так и аварские племена.
Та же любовь к поясам и гривнам. Хотя, конечно и те и другие несколько изменили свой внешний вид.
Те же короткие мечи-акинаки, превратившиеся со временем в кинжалы (позже их возьмут на вооружение казаки и горские народы), и даже один и тот же порок — пристрастие к хмельным напиткам.
Та же любовь к отрезанным головам противников — из черепов своих злейших врагов жужане (ранние авары) все еще делают покрытые лаком застольные чаши.
Из всех восточно-иранских племен только царские скифы носили длинные волосы, это было их отличием от сарматов и прочих родственников, древним символом власти. Но ведь авары — последнее сохранившееся из арийских кочевых племен — также отпускают длинные локоны, только заплетают их в косы. И это у пришельцев знак доблести и свободы.
Если Аттила все еще помнил о царских скифах и радовался, найдя их священный меч, то надо ли удивляться, что его потомки так испугались возвращения этого прославленного племени в места его столь длительного пребывания. И ведь, заметьте, панически боялись аваров именно обитатели Северного Причерноморья, а не какого-нибудь другого региона.
Так, версия, безусловно, хороша, но не мешает ее проверить со всех сторон. Ментальность аваров, их высокомерие и национальная гордость, скорее, говорит в пользу нашего предположения — такая психология может сложиться только у народа, привыкшего к длительному господству над всеми соседями. Презрение к врагу, отказ воспользоваться его трудностями — даже армию византийцев спасли от голода… Но ведь похожий эпизод был и в скифской истории, когда царские скифы специально подбрасывали царю Дарию время от времени якобы отбившиеся стада, дабы он не сбежал раньше времени из их земли. Ситуации, конечно, несколько разные, да и цели, которых добивались кочевники, различны, но одно является общим — нежелание добиваться победы чем-либо другим, кроме оружия.
Но психология — есть вещь нематериальная. Обратимся к предметам практическим. С приходом аваров в Северное Причерноморье здесь возрождается скифский звериный стиль. Причем он оказался настолько близок к классике, что, например, изображения лошадей и «пляшущего человечка» из Мартыновского клада, обнаруженного Украине в окрестностях Киева и датируемого аварской эпохой — VII веком нашей эры, попали в альбомы искусствоведов как типично скифские украшения. Рядом с этими любопытными предметами ученые нашли рукоять и ножны типично аварской сабли-палаша{17}.
Излюбленным символом пришельцев оказался грифон. А ведь это существо, как известно, было неизменным спутником и покровителем скифского племени. Захоронения без курганов — это минус для нашей версии. Но ведь прошло восемь веков с той поры, как хозяева этих мест покинули южнороссийские степи. К тому же в могиле с аварским воином хоронят его коня или, по крайней мере, части конской туши, сама яма обкладывается кусками дерева — то есть похоронный обряд близок к раннескифскому и тому, что практиковался обитателями востока Великой степи — хуннами{185}.
Обратимся к тем аварским именам, которые нам известны. Баян или Байан — ничего нам не дает, кроме еще одного указания на ираноязычное окончание «ан», впрочем, как и у множества аварских титулов — каган, тархан, жупан, бан. Часть этих названий будет заимствована тюрками, а у последних в свою очередь — татаро-монголами, часть станет дворянскими титулами у болгар и южных славян.
Один из приближенных кагана, первый посол этого племени, носил имя Кандих. А Кандак было имя вождя аланских племен, секретарем у которого трудился Иордан. Что ж, еще одна аваро-иранская (точнее, сарматская) параллель, особенно если принимать во внимание тот широко известный факт, что окончания при переводе зачастую искажаются.
Кого из видных аваров мы еще знаем? Конечно же, мудрого Таргития — посла к византийцам накануне осады Сирмия, постоянного советника кагана Баяна!
Эврика! Ведь практически так же — Таргитаем — звали легендарного прародителя скифского племени. Имя первого писалось по-гречески TAPXITAOS, имя второго — TAPXITIOS. На девять букв разница в одну — предпоследнюю, в окончании, которое, как мы знаем, часто трансформируется при переводах. Вне всякого сомнения, перед нами — одно и то же имя. А ведь имя первого было записано Геродотом по древним скифским легендам в пятом веке до Рождества Христова, имя второго узнает Симокатта в шестом веке нашей эры. Между ними — тысячелетие. Какой же моральной силой, склонностью к сохранению собственных традиций и обычаев должен был обладать народ, чтобы на протяжении подобного временного промежутка, несмотря на все перипетии своей истории, сохранить память о предках?