В тот же миг я осознала свою ошибку. Мужчина был огромный, и только тогда я сообразила, что пренебрегла существенной предосторожностью: соразмерить свои силы с силами противника до того, как бросаться в атаку. В высоту он был гораздо больше шести футов, а плечи имел такие широкие, что они перегородили бы любой дверной проем. Он был в твидовой кепке, низко опущенной на глаза и почти полностью скрывавшей лицо, но я различила огненно-рыжую бороду и недовольную гримасу от внезапного вторжения.
К моему удивлению, он не воспользовался преимуществом своей комплекции, чтобы одолеть меня; а вместо этого опрокинул длинный сосновый стол, чтобы преградить мне путь. Самым осторожным в этом случае было бы просто дать ему уйти, но я не видела особого обаяния в осторожности. При виде разгромленного дома во мне вскипел гнев, и, не успев принять взвешенного решения, я перескочила через стол и бросилась за ним по садовой дорожке. Он превосходил меня размерами, но у меня было преимущество на местности; в отличие от него, я знала здесь каждый уголок. Он бежал по мощеной дорожке к краю сада, туда, где проходила большая дорога, а я резко свернула налево, решив срезать путь через живую изгородь. Я нырнула в густые заросли и, запыхавшись, вынырнула с противоположной стороны как раз в тот момент, когда он пробегал мимо. Я успела рывком ухватить его за рукав.
Он вздрогнул, глаза его широко раскрылись от удивления и смятения. Мгновение он колебался, и я подняла свой меч-трость.
– Что вы делали в коттедже «Королек»? – воскликнула я.
Он метнул взгляд в конец дороги, где его ждал экипаж, и, кажется, на что-то решился. Я вновь взмахнула мечом, но он просто подался вперед, отвел клинок в сторону одной мощной рукой, а другой крепко схватил меня за запястье. Он резко вывернул мне руку, и я, вскрикнув, выронила трость.
Он потащил меня к экипажу. Я упиралась изо всех сил, но совершенно без толку. Моя худенькая фигурка, хоть и достаточно спортивная и гибкая для ловли бабочек, не представляла сколько-нибудь ощутимого препятствия для преступных намерений этого типа. Я наклонила голову и вцепилась зубами в самую мясистую часть его ладони, у основания большого пальца. Он взвыл от боли и ярости и начал трясти рукой, но меня при этом не выпустил. Другой рукой он схватил меня за горло и сжимал тем сильнее, чем глубже я вонзалась в него зубами, словно терьер в крысу.
– Сейчас же отпусти ее! – послышался голос позади нас.
Я взглянула через плечо и увидела джентльмена с континента, которого заметила утром в воротах. Он был старше, чем мне тогда показалось; с такого расстояния я различила морщинки вокруг глаз и глубокие складки на обеих щеках, а на левой – многочисленные шрамы от дуэлей. Но перед этим негодяем джентльмен не стал обнажать шпагу. Вместо этого он держал в руке револьвер, целясь прямо в мерзавца.
– Пусть проваливает к чертям! – прорычал тот и грубо толкнул меня прямо в руки джентльмена. Мой спаситель бросил револьвер, чтобы меня подхватить, и осторожно вновь поставил на ноги.
– Мисс Спидвелл, вы в порядке? – спросил он с большим беспокойством.
Я лишь простонала от нетерпения, так как грабитель уже добрался до конца дороги и вскочил в поджидавший его экипаж. Лошади сорвались с места, и повозка понеслась так, будто сами адские псы гнались за ней.
– Он сейчас уйдет!
– Думаю, это к лучшему, – мягко ответил мой герой, убирая револьвер.
Я повернулась к нему и тут заметила, что его бровь обильно кровоточит.
– Вы ранены, – сказала я, кивком указав ему на голову.
Он прижал к ране палец и слегка улыбнулся.
– Пожалуй, я уже староват, чтобы продираться через изгородь. – Он горестно усмехнулся. – Но, думаю, это не столь тяжелая рана, как мне доводилось получать прежде, – добавил он, и мой взгляд упал на шрамы на его щеке.
– И все же ее стоит обработать.
Я вытащила из кармана носовой платок (не смешной тонкий лоскуток, из тех, что носят модные дамы, а нормальных размеров квадрат из прочного батиста), прижала к его брови и, улыбнувшись, добавила:
– Никак не могла ожидать подобных приключений в такой деревушке, как Литтл-Байфилд. Спасибо вам за то, что вы так вовремя вмешались, сэр. Я была готова прокусить ему руку до кости, но рада, что необходимость в этом отпала. Он был не очень-то приятен на вкус, – добавила я с гримасой отвращения.
– Мисс Вероника Спидвелл, – пробормотал он, и из-за его среднеевропейского акцента это прозвучало немного хрипло.
– Да, это я. Мне кажется, у вас передо мной преимущество, – ответила я ему.
– Простите меня за столь неофициальное знакомство, – сказал он, протянув мне свою визитку. – Я барон Максимилиан фон Штауффенбах.
Карточка была из плотной бумаги и как будто дышала благосостоянием и хорошим вкусом; я провела пальцем по выпуклым линиям герба. Барон щелкнул каблуками и элегантно поклонился.
* * *
– Прошу прощения, что не приглашаю вас присесть, – извинилась я, когда мы вернулись в дом и зашли в кухню, – и даже чашечки чая не предложу: как видите, недавно мой дом подвергся разбойному нападению.
Взгляд барона из-под тонких седых бровей стал суровым, когда он обвел глазами разгромленную комнату.
– Пропало ли что-нибудь важное?
Я подошла к полке, где обычно гордо стояла жестяная шкатулка для шитья в форме свиньи. Она упала на пол и закатилась в угол. Неудивительно, что взломщик не обратил на нее внимания. Тетя Люси твердо верила, что деньги нужно хранить на самом видном месте, аргументируя это тем, что большинство воров – мужчины, а мужчине никогда не придет в голову искать ценности в таком простом и уютном предмете, как шкатулка для шитья. Я опустилась на четвереньки, чтобы поднять ее. По традиции в ней хранилось все благосостояние Харботтлов: несколько банкнот и какое-то количество монет разного достоинства. Я потрясла ее, и она зазвенела, но не так весело, как до похорон.
– Нет, это единственная ценность в доме, и, кажется, ее не тронули. Странно, что он не открыл ее: может быть, просто не заметил в спешке. Кухню он просто вверх дном перевернул. Придется возиться здесь целую вечность, чтобы все убрать, – с досадой отметила я.
С минуту барон молчал, будто сосредоточенно что-то обдумывая, а потом встрепенулся, пробормотав про себя: «Да, иначе никак».
– Прошу прощения, барон?
– Ничего, дитя, – ласково ответил он. – Не хочу вас пугать, дорогая, но, думаю, сейчас мне следует говорить открыто. Вероятно, ваша жизнь в опасности.
– В опасности?! Уверяю вас, это не так. Здесь совершенно нечего красть, а этот вор уж точно не вернется после того, как мы припугнули его клинком и револьвером, – заметила я, но сомнения барона было не так легко развеять.
Он сжал мою руку, и я поразилась силе этих нежных, элегантных пальцев.
– Я не шучу. Я прочитал в газете заметку о смерти вашего опекуна и сразу отправился сюда, но обнаружил, что они меня уже опередили. Я практически опоздал.
Он резко умолк, будто сообщил больше, чем намеревался, но я уже ухватилась за его слова.
– Вы сказали «они». Думаете, у грабителя есть друзья с преступными намерениями по отношению ко мне?
Он покачал головой.
– Вы видели экипаж. Какой разбойник будет разъезжать на собственной карете?! Дитя мое, я ничего не могу объяснить. Могу только сказать, что вам нужно срочно покинуть это место, сейчас же. Вы прогнали его, но он вернется, и не один.
– Вы его знаете?
Его пальцы сжали мою руку с еще большим отчаянием.
– Нет, не знаю, но могу предположить. И ваша жизнь сейчас, возможно, зависит от того, сумею ли я убедить вас, что я не сумасшедший и говорю правду. Но как же мне вас убедить? Вы должны поверить! Я барон фон Штауффенбах, – беспомощно повторил он голосом, глухим от переживания. – Милое дитя, прошу вас, если вы не согласитесь отправиться со мной в Лондон, по крайней мере, позвольте мне посадить вас на поезд. Вы вправе отправиться в любой уголок земного шара, расходы я возьму на себя. Но я должен убедиться, что вы в безопасности.