Я всегда придерживалась принципа, что нужно прислушиваться к своей интуиции; так я поступила и на этот раз. Явное отчаяние этого джентльмена выглядело очень убедительно, но принять решение мне помогла его готовность позволить мне самой выбрать, куда я хочу отправиться. Да… в этот момент должны были появиться дрожь предчувствия, холодок предвидения того, что это решение – уехать вместе с бароном – окажется самым важным в моей жизни. Но ничего такого не было. Я испытывала лишь легкое удивление его взволнованностью и естественный душевный подъем, который я чувствую в начале всякого большого путешествия. Но сильнее всего этого было чувство холодного удовлетворения тем, что я сэкономлю на билете до Лондона. Позднее меня очень забавляла мысль, что в тот день моя жизнь изменилась из-за мелкой монетки.
Он указал на входную дверь:
– Мой экипаж ждет снаружи, и я полностью к вашим услугам.
– А что будет в Лондоне?
Он покачал головой:
– Мне придется все продумать в пути. Такого я не предвидел.
Он снова начал что-то бормотать, на этот раз по-немецки, и тогда я накрыла его руку своей.
– Я поеду.
Кажется, он помолодел на много лет.
– Слава богу!
Я немного отстранилась.
– Мне только нужно взять вещи.
Барон протестующе помотал головой.
– Милое дитя, мы не можем мешкать. Время для нас сейчас важнее всего.
Я ободряющее похлопала его по плечу.
– Дорогой барон, все уже собрано.
Глава третья
Я была верна своему слову и спустя десять минут после того, как пообещала барону отправиться вместе с ним, уже сидела в его экипаже, а мой саквояж и сачок лежали на сиденье рядом со мной. К остаткам богатства Харботтлов я приложила записку для хозяина дома и сочла этот вопрос закрытым. Я рассудила, что этой суммы будет достаточно, чтобы возместить нанесенный ущерб. Я забрала только собственные скромные сбережения, аккуратно спрятанные в потайном кармане жакета, сменила траурный наряд на костюм своей собственной модели, и барон с любопытством меня осмотрел.
– Вы совсем не такая, как я ожидал, – осмелился он наконец произнести, но голос его был добрым, а глаза излучали теплоту.
Я кивнула.
– Я редко соответствую чьим-либо ожиданиям. Я много раз пыталась, уверяю вас. Меня вырастили в убеждении, что я должна совершать добрые дела и вести себя правильно, благопристойно, но я все равно постоянно творю что-то неожиданное. Что-то во мне всегда выдает, кем я являюсь в действительности.
– И кто же вы, дитя?
– Женщина в поисках приключений, – ответила я серьезно.
Барон смерил меня взглядом с головы до ног.
– И эти приспособления вам в этом помогают?
Я была очень горда своим костюмом. Прямые сапоги на шнуровке, доходящие почти до колен и защищающие, таким образом, нижнюю часть ног от колючек и веток во время охоты на бабочек. Я придала своему корсету более спортивную форму с помощью легких стальных косточек, которые в случае необходимости могли быть использованы в качестве оружия. На мне были облегающие брюки, заправленные в сапоги, а поверх них – узкая юбка со сложной конструкцией пуговиц, позволяющей поднять юбку до колена или полностью снять ее, чтобы скакать на лошади. Вдобавок у меня был подходящий жакет с целой системой потайных карманов; в один из них я спрятала свой талисман, с которым никогда не расставалась, – крошечную мышку из серого вельвета по имени Честер, последнее напоминание о детстве.
Единственным ювелирным изделием на мне был компас с крышкой, приколотый к жакету, – подарок от тети Люси в честь моей первой экспедиции. «Так ты всегда найдешь путь домой, девочка моя», – сказала она с блестящими от сдерживаемых слез глазами. От тети Нелл на мне ничего не было, кроме требования к безупречно белому воротничку. Этот любопытный костюм был сшит из практичной темно-серой шерсти, но я позволила себе несколько малополезных дополнений. Серая шерсть была отделана завитками щегольского черного шелка, а шляпа представляла собой верх совершенства. С широкими полями и удобной глубокой тульей, она была изготовлена из черной соломы и обернута длинным шелковым черным тюлем, который можно было опустить на лицо в случае, если вокруг окажется рой пчел. Сбоку я приколола букетик алых шелковых роз – всплеск яркого цвета, перед которым я не смогла устоять. Но даже от них была польза в поле, где они становились приманкой для изящных экземпляров с влажными крыльями.
Шляпа была придумана по вдохновению, и я отдельно пояснила это барону.
– Понимаете, мода на узкие поля вынудила женщин помимо шляпы носить еще и зонтик от солнца, но это означает, что у них всегда заняты руки. С этой шляпой я полностью защищена от атмосферных явлений, а руки ничем не обременены. Могу опустить вуаль, чтобы скрыть лицо, а шляпная булавка специальной конструкции вполне может служить оружием.
Я засмеялась.
– Барон, не нужно смотреть так взволнованно, я не собираюсь ею воспользоваться.
– Даже когда обнаружите взломщика в своем доме?
Я сложила руки на коленях.
– Да, кстати, об этом. Вы сказали, что считаете, будто моя жизнь в опасности, но вынуждена заявить: я думаю, что вы ошибаетесь. Нет, этот тип был обычным проходимцем в поисках легкой наживы. Несомненно, он, как и вы, прочитал в газетах о кончине бедной тети Нелл и понял, что коттедж будет пуст во время похорон. Это довольно распространенный случай. Парень был просто взломщиком, который воспользовался подходящим моментом, и я застала его врасплох, вернувшись немного раньше, чем он ожидал. Когда я погналась за ним, он взволновался от мысли о том, что кто-то видел его преступление, и попытался запугать меня, притворившись, что хочет меня похитить. Вот и все.
Взгляд барона изобразил страдание.
– Но если вы на самом деле не верите, что ваша жизнь в опасности, почему же вы согласились уехать со мной?
Я ответила подчеркнуто терпеливо:
– Потому что вы уезжали из Литтл-Байфилда. Я в любом случае собиралась покинуть его сегодня же, но вы очень благородно предложили мне сэкономить на билете до Лондона. Я перед вами в долгу.
Барон щелкнул языком и пробормотал проклятье по-немецки.
– А я-то думал, что убедил вас. Дитя мое, что я должен сказать, чтобы вы поверили, что вас поджидает ужасная опасность?
– Все это, без сомнения, не может быть так ужасно. Думаю, вы просто очень голодны. Я убедилась, что все кажется более мрачным, когда человек голоден или устал.
Я потянулась к саквояжу и расстегнула ремни.
– У меня есть немного яблок и сыра. К сожалению, хлеба нет, но и этого нам хватит до тех пор, пока не остановимся перекусить.
Я предложила ему яблоко и кусок запотевшего чеддера, барон взял их и повертел в руках.
– Яблоко уже стало мягким, но оно из сада в Литтл– Байфилде и очень сладкое, обещаю, – добавила я.
Барон покачал головой.
– Мне не нужна еда, дорогая.
– А спиртное?
Я стала копаться в сумке в поисках фляжки и торжественно извлекла ее на свет.
– Немного какой-то жидкости, которую я раздобыла в Южной Америке. Прекрасно помогает успокоить нервы.
Он отдал мне еду, а фляжку взял и, сделав большой глоток, сильно закашлялся.
– Приятная вещь, – выдавил он.
Я оценивающе посмотрела на него.
– Рада сообщить, что у вас заметно порозовели щеки. Знаете, вы выглядели очень бледным. У вас проблемы со здоровьем?
– Сердце, – ответил он, возвращая мне фляжку. – Иногда дыхание, мне тяжело делать вдох. Иногда что-то болит в груди. Но я еще не завершил все дела.
– Дела? – я аккуратно уложила фляжку на место и завернула еду в чистое полотенце. – Какого рода дела?
– Позаботиться о вашей безопасности, – мягко ответил он, и именно доброта в его голосе особенно привлекла мое внимание. Я стала всматриваться в него, останавливая взгляд на запоминающихся чертах: аристократические брови, аккуратной формы губы под пышными усами, изящные руки, свободно лежащие на коленях, внимательные глаза, устремленные на меня.