Ужас, который я ощутила, должно быть, отразился на моем лице. Хотя мое наказание было самым мягким, я не могла принять мысль, что фце три года проведу в этой ужасной тюрьме. Но тут я ясно осознала, что Китти и отца Кристиана приговорили к наказанию, освобождения от которого вообще не будет. Китти взяла меня за руку.
— Не плачь, Этта. Мы не должны ронять своего достоинства перед этими немцами.
Я сжала ее руку и подавила свои рыдания — Китти, которую ожидала смерть, ободряла меня!
Нас опять посадили вместе в тюремный фургон. Мы понимали, что это, наверное, последний раз, когда мы видим друг друга. Не выдержав, я разрыдалась, припав к груди моей дорогой подруги.
— Мне следовало отправить тебя домой, когда еще было можно,— мягко сказала она, гладя мою голову.— Не тревожься обо мне. Когда-то я приходила в ужас при мысли о смерти. Но теперь я уже к ней привыкла. Прежде чем эта война окончится, погибнут миллионы, и одна жизнь ничего не решает. Особенно если учесть, что я не проиграла, а выиграла у немцев со счетом 150:1. Обещай, что ты не будешь вспоминать обо мне с болью, Этта. Помни о крепких молодых ребятах с отважными сердцами, которых мы отправили обратно домой. Я вернула Англии 150 жизней взамен одной, которую она теперь потеряет.
Фургон, лязгнув, остановился. Мы подъехали к тюрьме.
Я подошла к концу моей истории. Остальное вы знаете — как после года заключения я была обменена на Йоханну Хофман и села на «DROTTNINGHOLM», чтобы вновь вернуться на свободную землю моей родины.
Моим единственным желанием теперь было забыть все, что со мной случилось. Но я знаю, что никогда не смогу забыть лица тех, кто остался там,— Китти, отца Кристиана, Тиссье, Шанселя и всех остальных.
Кендал БЕРТ и Джеймс ЛИЗОР
ТОТ ЕДИНСТВЕННЫЙ, КОТОРОМУ УДАЛОСЬ БЕЖАТЬ
Обер-лейтенант Франц фон Верра был одним из самых знаменитых и отчаянных немецких летчиков второй мировой войны. Он решил бежать из английского лагеря для военнопленных. Благодаря своей находчивости, а также благоприятным обстоятельствам он так ловко обвел вокруг пальца английскую службу безопасности, что его побег попал в разряд классических. Британцы Кендал Берт и Джеймс Лизор тщательно исследовали его почти невероятную историю как по английским, так и по немецким источникам.
Обер-лейтенант Франц фон Верра прошагал в сопровождении двух бесстрастных конвоиров по длинным коридорам Центра дознания британских ВВС в Кокфо-стерсе и зашел в уютную, красиво отделанную панелями комнату. В комнате было темно, лишь на массивном столе красного дерева лежал круг света от яркой настольной лампы. За столом сидел офицер Королевских военно-воздушных сил. У него было худое, изборожденное морщинами лицо, густые брови и закрученныые вверх усы.
— Командир эскадрильи Хоке,— по-немецки с незначительным акцентом представился он.— Садитесь, обер-лейтенант.
Щелкнув каблуками и коротко кивнув, пленный заметил прислоненную к столу трость с серебряным набалдашником и сразу вспомнил о британском офице-ре-щеголе, персонаже карикатур в немецких газетах.
— Обер-лейтенант, ваши победы — тринадцать сбитых английских самолетов и полдюжины уничтоженных на земле — не могут не вызывать уважения,— в голосе Хокса слышалась холодная насмешка.— Как второразрядный ас первой мировой войны, я испытываю особое волнение, беседуя с одним из перворазрядных асов второй мировой.
— К сожалению, я не встречал описаний ваших подвигов, пока читал захватывающую историю Британской Королевской авиации,— ответил фон Верра, подражая его небрежно медлительной манере растягивать слова. Он сделал небольшую паузу, затем с наглой ухмылкой добавил:
— Как же я глуп, герр майор! Конечно же, это вы меня сбили!
Командир эскадрильи молчал. Долгая тишина, воцарившаяся после этих слов, была нарушена сигналом воздушной тревоги. Вслед за первой сиреной включилась вторая, затем третья, и так пока весь Лондон с пригородами не охватила воющая какофония. Фон Верра самодовольно улыбнулся: вновь приближались немецкие бомбардировщики. Было 7 сентября 1940 года, и битва за Англию была в полном разгаре.
Наконец завывания стали постепенно затихать.
— Скажите мне, обер-лейтенант,— небрежным тоном произнес Хоке,— кто из ваших друзей в штабе вашей эскадрильи 2-й авиагруппы 3-го истребительного полка теперь заботится о Симбе, вашем львенке? Наверное, Санни?
У фон Верра перехватило дыхание. После своего пленения два дня назад он назвал только свое имя и личным номер. Однако допрашивающий теперь его британец знал не только его часть, но и имя его любимца, и прозвище лучшего друга. Было ясно, что Хоке не блефовал и ему действительно все известно. Он даже упомянул о стремлении фон Верры именоваться бароном и о том, сколь малоосновательны были его претензии на этот титул.