— Ребята рассказывали одно и то же, — полковник, помолчав, продолжил, — да, забыл сказать, в тот день в районе стоянки грозы не было.
Жан удивленно посмотрел на Громова. Еще одно доказательство измененной реальности.
— Да, тогда по сводкам метеорологов была замечательная погода. Хорошо, когда едем?
— Поеду я один, нужно проверить одно предположение.
— Я-то чем помешаю?
Жан покачал головой:
— Мне надо там быть одному.
На следующий день Жан прибыл в лабораторию профессора, который готовил снаряжение для поездки. Одежда, которую предложил профессор Алексей Евгеньевич, полностью состояла из искусственного материала метафлекса. Эта ткань, созданная несколько десятилетий назад, была усовершенствована, став почти волшебной. Она как кольчуга защищала от режущих и рубящих ударов, была способна следить за физическим состоянием своего обладателя. В ткань были вплетены особые электроды, реагирующие на биение сердца, температуру тела, уровень физической активности. Незатейливая одежда: брюки, длинный черный плащ с капюшоном, обувь практичного асфальтового цвета охлаждала в жару и согревала в холод. В полном обмундировании Жан мог бы сойти за странствующего монаха или паломника. Биологический микрочип, вживленный в тело, выполнял функции компьютера и средства связи, освобождая тем самым его обладателя от лишнего багажа и систем, которые могли выйти из строя.
— Иван, я тебя очень прошу, будь осторожен, — полковник по-отечески крепко обнял молодого человека перед самым его отъездом. — Я не переживу, если и с тобой что-то случится. Не прощаюсь.
— Что ж, бывай, Сан Саныч!
Пока Жан вместе с Громовым разгадывал подкинутый провидением ребус, Арин превратилась в механическую заводную машинку. Они с Жаном видели такую игрушку в антикварном магазине. День на взведенной стальной пружине проходил на ура: дела, общение с партнерами и коллегами спорились, а жизнь была насыщенной и интересной. Но наступал вечер, завод заканчивался, и все валилось из рук. На диване вместе с ней и свернувшейся калачиком кошкой покоилась темнота. Жан, ее опора и отдушина, уехал, оставив после себя только древесно-пряный аромат туалетной воды на наволочке и холодную пустоту на сердце. В это вечернее время мысль ее останавливалась, и она теряла способность рассуждать здраво. Одно только тело не прекращало жить и двигаться.
— Возьми себя в руки, — пытался сказать ей рассудок.
— Как? — спрашивало сердце.
В один из таких томительных вечеров раздался телефонный звонок.
— Привет, подруга, — услышала она задорный голос на том конце провода. — Изводишь себя как обычно?
— Привет, Адель, как дела? — спросила Арин только чтобы спросить. Настроение было на нуле. Не хотелось поддерживать никакие светские беседы.
— По голосу слышу, что не ошиблась, — проговорила подруга, проигнорировав вопрос.
— Ты сама чем занимаешься? — спросила Арин, пытаясь избежать скользкой темы.
— Да все как обычно, — весело ответила подруга, — у меня нет повода сводить себя с ума.
Арин смолчала. Продолжать разговор в том же ключе не хотелось. Она уже собиралась свернуть беседу, сославшись на срочное дело, как Адель, заговорщицки понизив голос, сказала:
— Меня недавно познакомили с классной гадалкой. Ух, до сих пор мороз по коже.
— Что так? — заинтересованно спросила Арин.
— Зацепило? — подруга рассмеялась, излучая волны позитива. — Да, совсем извел тебя твой Жан! А что касается гадалки, может, тебе и стоит ее посетить?
Арин пожала плечами и… согласилась.
Следующим вечером, встретившись с бойкой подругой, они остановились возле подъезда двухэтажного скромного дома в старой части города. Дверь им открыла молодая женщина, в которой нетрудно было узнать горничную.
— У нас встреча с мадам Огюст, — радостно сообщила Адель.
Горничная приветливо улыбнулась и, склонив голову, предложила девушкам пройти в холл. Проследовав за подругой, Арин нерешительно застыла на пороге гостиной в викторианском стиле. Стиль давно ушедшего времени, оставившего после себя уют и комфорт, таящийся в завитках изысканных роз, фарфоровых фигурках ангелочков на каминной полке, пушистой бахроме кистей бархатных портьер…
Мадам Огюст вышла к девушкам. Она оказалась высокой, статной, с проницательными серыми глазами, а густые, высоко забранные в хвост каштановые волосы и гордое выражение лица делали ее почти красавицей. Однако взгляд ее был жестким, цепким, выдавал силу и решимость. Казалось, что если она поставит цель, то непременно достигнет этой цели любыми путями. Арин невольно вспомнила романы викторианской эпохи, в которых фигурировали злодейки и невинные розовощекие девушки, чьи сердца томились от первых влюбленностей.