В принцессе было так много непосредственного, наивного, шаловливого.
То был дивный цветок, но в аромате этого, едва раскрывающегося бутона, чувствовался одурманивающий, ошеломляющий юг с его таинственными и могучими чарами.
— Вы разрешите остановить экипаж? — внезапно спросил он. — Пройдемтесь по этой аллее…
Экипаж остановился.
Принцесса, не дожидаясь помощи барона, быстро соскочила с коляски и, увидев на поляне желтые цветки, побежала по траве и принялась рвать незнакомые цветы.
— Какие странные желтые цветы, — воскликнула она. — Какая мелкая ромашка. А что это за прозрачные шарики? — обратилась она к барону, указывая на одуванчики.
Барон осторожно сорвал одуванчик и поднес его Хризанте.
Однако, она едва дотронулась пальцами до стебля этого цветка, как весь шарик рассыпался на мелкие части.
— Сайонара! — воскликнула она с грустью. — Это означало — «прости».
Барон весело рассмеялся и поспешил сорвать целую горсть одуванчиков.
— Не напоминают ли вам, принцесса, эти одуванчики те воздушные, молодые сны с их чарующими видениями, которые так быстро обращаются в ничто при легком даже прикосновении действительности — нашем пробуждении? — заметил он глубокомысленно.
— Нет, барон, мне они напоминают слова, которые обращаются в ничто, как только надо перейти от них к делу. Ах, мужчины умеют так сладко петь! Однако, знаете ли, что говорила мне всегда гувернантка? Она говорила, что слова мужчин следует понимать в обратном смысле. Я и следую этому совету.
— И это вам удается? — рассмеялся барон.
— Ах, это так трудно, вы себе и представить не можете. Например, вы говорите, что я прелестна и прекрасна, что я волшебная фея, — и, наверно, в тоже самое время думаете о какой-нибудь белокурой мисс с вытянутой физиономией и водянисто-серыми глазами. Ах, эти серые глаза у женщин мне так не нравятся, а вот вам, мужчинам севера, почему-то кажутся отражением вашей серой небесной лазури!
Принцесса снова рассмеялась, убегая от барона вдоль по аллее.
— Скажите, барон, что такое ваша европейская любовь? — обернувшись, спросила Хризанта. — Читаю я, читаю ваши романы и прихожу в недоумение. Вот, например, какой-то мужчина страдает от самоотверженной любви к женщине, а та на него и смотреть не хочет. Мужчина беснуется, с ума сходит, отравляется или убивает ни в чем не повинную женщину, а то и совершенно непричастных к этой истории людей… К чему все это, я положительно не понимаю. Если он ее любит, а он ей не нравится, то ищи себе другую и не теряй времени. Ведь мужчины и женщины — все одинаковы. Вся разница между ними, как мне говорила мадам Ригар, настолько незначительна, что в конце концов главную роль всегда играет молодость, здоровье и деньги. Вам сколько лет, барон? — внезапно обратилась к нему Хризанта.
— Двадцать шесть, — ответил он.
— Вы, значит, на одиннадцать лет старше меня. Но это ничего. Дайте мне вас разглядеть, — произнесла Хризанта с шаловливою ирониею, принимаясь его разглядывать.
— У вас красивые голубые глаза, не такие водянисто-серые, как у нашей мисс Уэд, которая меня учила английскому языку в Токио.
— Какой вы, однако, большой! А вы сильный? — спросила она вдруг. — Вы можете меня поднять?
Вместо ответа барон схватил Хризанту и поднял ее высоко над собой.
— Однако! Я и не ожидала… Ну, так несите меня, — шаловливо продолжала красавица.
Барон, посадил ее к себе на руки, как ребенка; прижав к себе, понес по аллее.
В то же время он не переставал покрывать ее маленькие руки нежными поцелуями.
Они приблизились к скамейке, которую окружали подстриженные акации, образовавшие род живого грота. Вход в него охранял могучий дуб.
Принцесса спрыгнула на землю и быстро уселась на скамейке.
— Сядьте и вы, барон. Я хочу, чтобы вы рядом сели со мной и рассказали мне ваши любовные приключения. Вы недурны, а потому думаю, что ваша жизнь в Париже сплошное приключение. Не правда ли?
Барон подсел к принцессе и, взяв ее руки, пристально посмотрел ей в глаза.
— Да, дорогая принцесса, у меня очень много было приключений в жизни… Я три раза дрался на дуэли, два раза меня пытались убить — и всегда причиной тому были женщины, женщины и женщины.
— Ну, вот видите, я сразу угадала.
Но барон не обращал внимания на ее слова и продолжал.
— Какие же это были женщины в сравнении с вами?! В вас бьет бойким ключом источник действительной жизни, тогда как те женщины, которые некогда волновали мое сердце, притворялись искренними, восторженными, но потом оказывались лживыми, корыстолюбивыми и даже коварными. Я не нашел среди них ни одной цельной натуры. Все они скрытны, рисуются несуществующими добродетелями, устанавливают какие-то возвышенные принципы, стараются казаться патриархальными, нравственными и даже наивными, когда зачастую в их прошлом были и увлечения, и похождения далеко не пуританского свойства. Другое дело вы, дорогая моя; вы не фарисействуете, смотрите на факты трезво, не прикрываете их идеализмом и чопорностью и открыто проповедуете наслаждение.