Он прибавил скороговоркой:
— Быть может, наслаждение, которое вам даже неизвестно.
— Ширану га хотоке (неведение делает счастливым), — слегка улыбнувшись, сказала принцесса. — Вы правы: я очень мало знаю жизнь, но я молода и тороплюсь жить. Ведь ваши дамы тут начинают жить полною жизнью чуть ли не двадцати пяти лет. У вас и после тридцати лет дамы сохраняют стремление наслаждаться. Поль де-Кок говорит, что жажда любви у женщины лишь в сорок лет достигает своего апогея. Как это смешно, не правда ли?
И принцесса снова расхохоталась.
— У нас, японок, совсем иные взгляды. Наша женская жизнь длится всего тридцать лет. Тридцатилетняя женщина у нас, в Японии, уже не женщина, а старуха, и каждый муж старается избавиться от такой жены, а в лучшем случае жена отступает на второй план хозяйки и воспитательницы детей, предоставляя первое место другой, более молодой и интересной женщине. Естественно поэтому, что мы торопимся жить. У нас тринадцати лет уже выходят замуж, а с двенадцати лет занимаются довольно рискованным флиртом и любовной корреспонденцией.
Принцесса на минуту смолкла, как бы думая о чем-то отдаленном.
— Знаете, барон, мне было сделано уже шесть предложений и я их отвергла, так как не хотела себя связывать, не побывав в Европе. У нас теперь в Японии очень много говорят о ней. В особенности много говорят об Англии, Франции и России. Теперь в Париже, я убеждена, масса японцев. Из наших знакомых двое в Сорбонне и двое в академии, но их, наверно, гораздо больше.
— Вы приехали с братом? — прервал ее барон.
— Да, но это меня нисколько не стесняет. Я буду жить по- моему, а он никогда не спросит меня о том, что его не касается. Я могу хоть на неделю исчезнуть из Парижа и он, поверьте, даже не посмеет спросить, где я была. Барон, вы должны быть моим гидом, не правда ли? — закончила принцесса.
Барон порывисто схватил руку принцессы и покрыл ее нежными поцелуями.
— Кажется, вы заразились от меня, — насмешливо остановила Хри-занта барона. — Вы тоже начинаете торопиться. Потрудитесь оставить ваши нежности для десерта, а я сейчас хочу есть, страшно есть хочу и кроме хорошего завтрака, ни о чем не могу думать.
— Но, принцесса, дорогая, у нас завтрак заканчивается десертом, так же, вероятно, как у вас в Японии?
— Конечно, конечно! — ответила принцесса. — Только у нас дамы сами выбирают себе сладкое и не любят слишком приторных блюд.
Хризанта встала и направилась к шоссе. Вдали стоял экипаж с дремлющим кучером.
На небе показались облака.
Верхушки дерев отражали свист надвигающейся непогоды.
Хризанта весело вскочила в экипаж.
— Куда прикажете, принцесса? — произнес барон, стоя на подножке коляски.
— Домой. В «Гранд-Отеле» кормят довольно сносно, — защебетала скороговоркой Хризанта.
— Вы поедете через place de la Concorde, — повелительно сказал барон своему кучеру.
Тучи надвигались. Ветер начал крепнуть. Поднялся вихрь.
— Как темно, — с трепетом сказала Хризанта, бессознательно придвигаясь к барону.
— Принцесса, слышите вой дерев? Смотрите, весь лес стонет под напором надвигающейся бури, — сказал барон, указывая на темные тучи, заволокшие все небо.
На лице Хризанты выразилась тревога.
Лес не только стонал, он дрожал, потрясенный порывами урагана.
Крупные капли дождя колотили по верху коляски. В мгновение ока на бульваре де-Мадрид образовались огромные потоки.
Экипаж обмывало и захлестывало водой.
— Что это такое? наводнение? — испуганно спросила Хризанта.
— Нет, это у нас обычное явление весной — буря, — спокойно ответил барон.
— Это, вероятно, период дождей, спросила она, ведь ваши бури очень страшные?
— Вот Шато де-Мадрид, переждемте бурю, — сказал барон, едва коляска поравнялась с модным загородным ресторанчиком.
Хризанта в знак согласия слегка кивнула головой.
Экипаж остановился у громадного подъезда, из-под крыши которого выбежали услужливые лакеи.