— Кабинет, — вполголоса скомандовал барон, выразительно взглянув на метрдотеля, который с обворожительной улыбкой ждал гостей на площадке лестницы.
— Прошу сюда, — вежливо произнес последний и указал жестом руки на роскошную, убранную живыми цветами широкую лестницу.
Они поднялись во второй этаж. Там оказалась весьма комфортабельная большая комната, отделанная в стиле ампир.
К кабинету примыкал прекрасный балкон, весь убранный живыми цветами.
Аромат цветов врывался в кабинет, придавая атмосфере необычайную свежесть.
Метрдотель тактично ретировался, притворив за собою дверь.
Хризанта молча прошла в глубь кабинета.
— Наконец-то мы одни, дорогая принцесса! — снимая с нее болеро, воскликнул барон.
Хризанта смотрела куда-то вдаль и молчала.
Она, видимо, была не в духе.
Непогода, вой ветра, внезапная темнота на нее произвели неприятное впечатление.
— Барон, я не люблю грозы, у меня являются страшные воспоминания детства, связанные с такой непогодой. Не спрашивайте меня, я все равно вам ничего не скажу сейчас, — добавила она, видя недоумение барона.
— Лучше поторопите с завтраком, — переменив тон, сказала Хри-занта.
Барон позвонил.
— Карту кушаний и вин.
Вскоре был заказан легкий завтрак и бутылка Клико.
Хризанта стояла у открытого окна.
Перед нею расстилался большой красивый цветник.
Дождь хлестал, барабаня по крыш балкона. Брызги образовали водяную пыль и распространяли влагу на весь кабинет.
— Дорогая принцесса, — начал барон, — вы видите перед собою человека, уже много видавшего и пережившего не одну житейскую бурю. На мне такие непогоды, как сейчас, не оставляют даже и следа, зато я очень чувствителен к другим бурям, от которых волнуется кровь и сжимается моя грудь.
Барон задумчиво глядел на Хризанту, как бы вспоминая многие грустные и отрадные моменты своей богатой приключениями жизни.
Тем временем сервировали стол.
— Дайте вина… откупорьте сейчас же Клико, — приказал барон.
Лакей быстро исполнил желание гостя и с ловкостью, присущей парижским ресторанным слугам, наполнил бокалы.
Принцесса с аппетитом принялась за свой омлет со спаржей.
— Да здравствует сегодняшний день! — подняв бокал, произнесла Хризанта и громко чокнулась с бароном.
Хризанта ела и пила с большим аппетитом. Она видимо повеселела и это ее настроение невольно передалось барону.
— Я пила за сегодняшний день, — подчеркнула Хризанта. — Сказать, почему именно за сегодняшний?
— Полагаю, что догадываюсь — и благодарю, — поклонился кавалер.
— Не торопитесь благодарить, — преждевременно.
— Это почему?
— Слушайте и не перебивайте…
Хризанта налила себе новый бокал Клико и пристально взглянула на своего собеседника.
— Мы, японки, живем сегодняшним днем. Мы не любим далеко загадывать и отдаемся наслаждениям, не рассуждая о том, что ждет нас впереди. Видите ли, шампанское вкусно и мы его пьем. Ведь и оно может надоесть, но надоест марка… Тогда, бросив Клико, переходим на Редерер, Мум, Моэ и Шандон и так далее…
Наступила пауза.
Барон молчал и выжидательно смотрел на Хризанту.
— Вы, европейцы, как-то смотрите немного странно на любовь. Для вас любовь — чувство взаимной, вечной монополии между двумя лицами. Мы же не понимаем таких взглядов. Я могу полюбить человека всей душой и остаться верной ему всю жизнь — но только… душой. Физически я должна быть свободна и независима, как птица.
Хризанта прервала свою тираду смешной гримасой и звонко расхохоталась.
— Принцесса, — воскликнул барон, — вы говорите ужасные вещи. Подумайте, что сталось бы со мною, если бы я вдруг вздумал влюбиться.
— Что ж, я бы, быть может, ответила вам тем же…
— И надолго хватило бы вашей любви?
— А этого я не знаю, mon cher baron, — сказала шаловливо Хризан-та, чокнувшись недопитым бокалом.
Барон схватил ее ручку и поднес к своим губам.
Глаза их встретились.
Эти взгляды говорили больше слов. Они устанавливали общение двух совершенно чуждых друг другу лиц, соединяя и обобщая противоречия тем стихийным чувством, которое до сих пор все еще называлось любовью.
Барон привлек Хризанту к себе, запечатлев на ее устах пламенный поцелуй.
Буря стихла. Солнце снова бросило свои благодатные лучи на вешнюю природу.
Стало немного свежо, как всегда после сильного дождя.
Было уже шесть часов вечера, когда на «авеню де-ля-Булонь» показалась снова коляска барона, направлявшаяся в центр Парижа.