Хризанта обвила его своими тонкими руками и закинула голову, любуясь его пышными белокурыми усами.
— Знаешь что, — впервые заговорила на «ты» принцесса, — у нас белокурый цвет не в почете. В японских баснях говорится, что белокурый цвет волос присвоен белолицым дьяволам, обезьянам и псам. Но ты не обижайся, тебя это не касается. Я не видела еще такого красавца, как ты.
Хризанта принялась расправлять усы барона, ласково гладя его, по восточному обычаю, по щекам, по плечу и по рукам.
Было что-то нежное в этой незнакомой ласке; принцесса была так проста, она так наивно смотрела ему в глаза, так мило ему улыбалась, что он, забывая все окружающее, отвечал ей бесконечно жгучими поцелуями.
Произошла одна из тех чудных пауз, когда молчат уста и говорить сердце.
Любовный шепот сердца, взаимное общение двух любящих существ наполняли их души и без слов поясняли обоим, что они соединены неразрывными цепями.
Долго они так сидели.
Легкий ветер едва колебал листву живого грота, который их укрыл от нескромных взглядов.
Стало свежо, но они этого не чувствовали. Их согревала любовь…
— Скажи, ты очень ревнив? — спросила Хризанта, глядя на барона пытливым взором.
— Конечно, дорогая, я ревную тебя ко всему в мире.
— Это очень скверно с твоей стороны. Ты не должен это делать. Душою я вся твоя и навсегда, но за остальное я поручиться не хочу. Помни это.
— С этим я никогда не соглашусь! — закричал барон, крепко прижимая Хризанту.
— Какие вы, европейцы, странные! Вы верите в абсолютную верность… Разве это возможно?
— Хризанта, дорогая! Неужели ты можешь мне изменить?
— Милый, оставим этот разговор. Ты ведь знаешь уже, что я уже любила… Мне было тринадцать лет, когда я шутя и совершенно наивно отдалась другу детства. Это была просто шалость и я к моему возлюбленному не чувствовала ничего, кроме детской дружбы. Мы всегда вместе гуляли по парку и лесам, вместе катались по реке и распевали наши милые японские песенки. Я играла на самизене (род гитары), а он пел, вместе со мной
— Где же он теперь? — взволнованно спросил барон.
— Он убит при взятии Пекина.
— И ты его забыла?
— Конечно. А чтоб не скучать, занялась флиртом. Меня забавляло, когда мужчины волнуются, прикасаясь ко мне. Это волнение выводило их из себя. Меня боготворили, но никто из них не смел меня ревновать.
Барон грустно смотрел в даль и попик головой.
— Не понимаю тебя, Хризанта! Как все это странно, непостижимо. И тебя ничто не смущало?
Хризанта снова обвила его шею.
— Дорогой мой, забудь прошлое! Настоящее и будущее в твоих руках. От тебя зависит, чтобы я никогда не пожелала изменять тебе даже помыслом и взглядом. Ведь я сейчас так счастлива, мне так легко и хорошо возле тебя.
Барон молчал; он тяжело дышал.
Хризанта не унималась.
— Не забудь, что я японка и что у нас в Японии не бывает браков по любви. Муж у нас необходимость и его избирает отец, старший брат или старший родственник девушки. У нас невеста только мельком видит своего жениха. Любовь японки начинается после брака, до брака же она отдается добровольно, по своему желанию.
— А мужья? — спросил барон.
— Мужья ничего не знают. Японка тщательно заметает следы прошлого, а муж настолько благоразумен, что никогда не спрашивает о том, что было до брака.
— Все-таки жены, как я полагаю, считают своим долгом честно и открыто признаться мужу?
— В чем?
— Во всем…
— Никогда, или очень редко. Такие откровенности могли бы повлечь за собою кровавую расправу, а потому мы молчим, не желая подвергать своих друзей жестокой опасности.
— Это ужасно! Я никогда бы не примирился с тем, чтобы моя жена не сказала мне еще до брака всего. Я потребовал бы этого от нее, и горе было бы ей, если бы она меня обманула.
— Тебе, друг мой, я сказала все, но не заставляй меня называть имена. Ты с ними никогда не встретишься, и если даже судьба тебя приведет столкнуться с ними, ты не будешь знать этого и, следовательно, не будешь волноваться.
— Боже, это ужасно! Представь себе, что мы будем сидеть втроем с твоим бывшим возлюбленным и я даже не буду подозревать. Это ужасно, ужасно! Я никогда с этим не примирюсь.
— Какие вы эгоисты, мужчины! Неужели вы думаете, что нас можно обманывать безнаказанно? Неужели и ты полагаешь, что я поверила бы в твою абсолютную верность, если бы судьба нас разлучила на несколько месяцев или год?
— О, нет, никогда я тебе бы не изменил, это невозможно!