Наступали сумерки.
Моряк-японец, известный в нагасакском порту под именем Шери-ге, весь день страшно волновался, чего, конечно, не мог заметить никто из проходивших мимо террасы небольшой прибрежной гостиницы, очень популярной в среде местных и приезжих моряков.
Японец был в синем кепи с галуном и в синей шкиперской куртке и только азиатское лицо его не гармонировало с внешностью европейского моряка,
Шериге сидел за столиком и невозмутимо потягивал содовую, сдобренную зеленым виски, курил и в то же время занимался созерцанием своих сапог; словом, проделывал точь-в-точь то же самое, что проделывают все английские шкипера в минуты отдыха или временного безделья.
На террасе сидело человек пятнадцать таких же шкиперов, в таких же точно позах, не обращая внимания ни на что. Тем не менее, Шериге в душе сильно волновался.
На это были серьезные причины.
Сегодня ему предстояло доставить на шхуну связанного по рукам и ногам ненавистного европейца и он должен был сделать это так, чтобы ни одна живая душа этого не знала.
Между тем, глаза и слух Шериге не могли ошибиться. Он ясно видел темную массу, бросившуюся с бушприта в воду в тот самый момент, когда он покончил свою сделку. Ясно было, что его разговор был подслушан.
Одно сбивало Шериге с толку: кто мог быть этот неизвестный и кому, собственно, понадобилось его выслеживать? Он мог, конечно, опасаться контроля со стороны душителей, но не было надобности обставлять его такой таинственностью.
Незачем было плыть несколько верст, подвергаясь в то же время опасности.
Наконец, какой смысл имел контроль, если он, Шериге, со своими товарищами избран из семидесяти душителей, вызвавшихся на это трудное и сложное дело?
Чем более азиат думал о загадочном человеке, спрыгнувшем с борта, тем сильнее становилось овладевшее им беспокойство.
Азиаты все вообще необычайно хитры, но сами также необычайно боятся какой-либо хитрости со стороны других.
Шериге, словно гончая, чуял западню, чуял врага.
Между тем солнце скрылось за Паппенберг и на террасе заблестели бумажные фонари.
Шериге бросил на стол доллар и удалился.
Выйдя на набережную, он быстро пошел вдоль ее.
Набережная, залитая огнем длинного ряда разноцветных фонарей, представляла интересное зрелище.
Европейские костюмы терялись в массе пестрых, красиво задрапированных в свои кимоно японцев.
Двухколесные рикши мчались взад и вперед во весь дух; изредка попадался европейский экипаж, запряженный лошадьми.
Говор толпы, смех, пение и звуки японской гитары сливались в непрерывный и веселый шум. Словом, тут можно было наблюдать ежедневную картину вечернего оживления и отдыха, но Шериге не обращал ни на что внимания и шел быстро вперед.
Сзади него шла кучка китайцев-моряков в своих синих кафтанах и синих штанах, туго перевитых у икр тесьмами. Они также торопились, стараясь не упустить из вида шкиперскую куртку Шериге, изредка мелькавшую в густой толпе.
LXXIV. Странный груз
По мере приближения к порту толпа редела. Среди нее преобладали моряки, рыбаки-японцы, носильщики-китайцы.
Шериге ускорил шаги. Взойдя на небольшой пригорок, он остановился. Шесть китайских матросов очутились невдалеке от него и их силуэты смутно обрисовались в вечернем су мраке.
Китайцы остановились у самого берега против вытащенной на песок лодки.
Немного погодя, Шериге тихо свистнул и все шесть фигур вдруг исчезли во мраке. Две ярких огненных точки неслись в темноте прямо на холм.
Скоро послышался конский топот и элегантная карета на резиновых шинах, блестя двумя яркими электрическими фонарями, поравнялась с холмом.
Шериге пронзительно свистнул, карета мгновенно остановилась, распахнулись дверцы и вслед за тем шестеро китайцев полубегом и согнувшись промчались в лодку с какой- то странной ношей на спинах.
Шериге опять пронзительно свистнул и побежал к лодке.
Карета круто повернула назад. Скоро все утихло.
Через несколько мгновений сдвинутая лодка выбросила шесть длинных весел.
Все это произошло необычайно быстро, очевидно, по заранее условленному плану.
Шестеро китайцев были переодеты последователями богини смерти. То были те самые фанатики, которые в подземелье у ног изображения богини поклялись уничтожить ненавистного чужеземца, оскорбившего честь японского именитого рода.
Жертва находилась в продолговатом мешке. Руки и ноги ее были спутаны по особому способу, известному только душителям. Человек, перевязанный таким образом широкими тесьмами, не может пошевелиться, несмотря на все усилия. Богиня смерти требует исключительно бескровной жертвы.