Ориньякская культура делала акцент на роли матери в таинстве рождения и выражала это в создании женских фигурок. Мадленская культура, сконцентрировавшись на магически-религиозном управлении охотой, основное значение придавала культу воспроизводства, т. к. он влиял на обеспечение средствами существования310, поэтому редко мастерили человеческие фигурки311. С другой стороны, художники восточной Испании в конце верхнего палеолита в большом количестве изображали на своих реалистических картинах мужчин и женщин. Так, в скальном навесе Ла-Бьеха в Альпере (между Аликанте и Альбасете, Испания) и танцоры, и танцовщицы имеют темно-красную окраску и похожи на нарисованных в Когуле. Их такими же перерисовывали и в последующие эпохи312. По сути, это сцена охоты, в которой участвуют около тридцати коз или антилоп, двадцать шесть самцов оленей, коров, лосей, козерогов, диких лошадей, волков и птиц; на картине запечатлены более 70 человеческих фигур, по большей части мужских; многие охотники стреляют из луков по животным. Можно утверждать, что двое из мужчин, надев головные уборы из перьев, танцуют, широко расставив ноги, так что виден детородный орган. Две из трех женщин одеты в юбки, как и изображенные в Когуле, а одна — полная — обнажена. Хотя у всех есть оружие, но сцена мало напоминает охоту. Позы женщин более похожи на позы священной пляски. Довольно хорошо переданы пропорции тела, но руки и лица яйцеобразные и лишены деталей. Одна из женщин держит в руке какой-то предмет, предположительно, статуэтку. Но это лишь предположение, т. к. автору этих строк, когда он посетил Альперу и осмотрел изображение, этот предмет показался совершенно не поддающимся расшифровке.
Если эти восточноиспанские рисунки принадлежат капсийской индустрии, на что указывает техника их исполнения и некоторые африканские черты, присутствующие в похожих изображениях на юге континента — в южной части Родезии313" то определить точно их назначение, как и историю создания, невозможно. То, что они имели магически-религиозное значение, вполне очевидно, если принять во внимание их нахождение в скальном навесе, который представляет собой скорее храм, нежели жилище. Но в отличие от огромных пещер Дордони, Пиренеев и Кантабрии, где изображения размещаются в малодоступных и потаенных местах, здесь они совершенно открыты для взора. Тем не менее эти места посещали люди нескольких поколений эпохи верхнего палеолита, т. к. некоторые рисунки закрыты более поздними или в них внесены изменения. Так, в Кантос-де-ла-Висера в Мурсии бык превратился в оленя; а в Минатеде, между Чинчильей и Эллин, аббат Брейль (Breuit) обнаружил наложения не менее чем тринадцати живописных слоев. Эти невыразительные святилища, по-видимому, служили для отправления культа жизни, в центре которого был ритуальный танец мужчин и женщин, вовлеченных в управление загадочными процессами рождения и воспроизводства как человека, так и животных.
Для примитивного ума изображения женщины и преднамеренное подчеркивание ее достоинств, а также фаллоса, являлись двумя полюсами созидательной силы: женского — рецептивного и мужского — побуждающего. Женщина — мать рода человеческого, истинная продолжательница жизни, а мужчина — производитель, поэтому их половые органы считались наделенными порождающей энергией, вследствие чего они стали символами плодовитости и деторождения, ведь именно от них зависели плодовитость чрева и его оплодотворение. Зачатие является началом сложного процесса рождения, и пока оно не произойдет, воспроизводства не будет. Все это предполагает единение активных и пассивных участников, дарующих жизнь — мужчины и женщины, отца и матери, объединенных в священный союз для воспроизведения потомства.
Но как бы ни были важны (с физиологической точки зрения) оба партнера, главным фактором всегда была, есть и будет женщина. Она не только символ воспроизводства, но и собственно производительница. Говоря словами автора "Книги мудрости", "для всех людей есть лишь один вход в жизнь" и "во чреве матери моей был я превращен во плоть за 10 месяцев, происходя из крови и семени мужчины". Хотя в отношении отцовства в примитивном обществе возникала некоторая неуверенность314, в отношении матери сомнений не существовало. Поэтому именно женщина и ее детородные органы стали символами продолжения рода со времени их первого изображения на Среднем Востоке и в Европе в начале верхнего палеолита. Ее партнер — мужчина, по всей вероятности, вначале являлся дополнительным элементом, т. к. его функция в процессе зачатия и рождения была менее очевидной и понятной.