— Габриэль, беги! — закричал Лютер, выхватывая у декоративного рыцарского доспеха тупую алебарду. — Господом Богом заклинаю, беги! Я его задержу!
— Нет! Нет, Альфи, нет!
— Беги! Чего ты ждешь?! Я его задержу!
Безголовый, окровавленный Йоханес поднялся на ноги и медленно пошел на Лютера, сверкая окровавленным ножом.
— Беги!
И Габриэль побежала. В гостиную вел лишь один обходной путь — через длинные пыльные тоннели, что когда-то использовались защитниками замка для подвоза стрел и кипящей смолы в защитные башни. Она бежала, не слыша рева урагана, не чувствуя усталости, не замечая пугающих, будто живых картин, провожающих ее инфернальными взглядами, точно по дороге в ад. Боль рвала сердце в клочья, ужас сводил с ума. Миновав лестничные пролеты, она выскочила на парапет и, бросив полный ужаса взгляд на раздавленный труп Харпера, бросилась к массивным дубовым дверям. За ними бесновалась буря, но женщине было плевать. Только бы выбраться из этого замка оживших мертвецов.
Габриэль врезалась в дверь и надавила на ручку. Та дернулась, но не поддалась, будто со злобной насмешкой давая понять: выход из замка закрыт на ключ.
— Нет. Нет! Нет, будь ты проклят! — кричала она, ударяясь о дверь. — Нет! Нет…
Она ударилась плечом о крепкий дуб и, тихо зарыдав, опустилась на пол. Отчаяние охватило ее, перед глазами стояла смерть Альфреда и зловещий кровавый нож. Вдруг послышались чьи-то шаги. Гэби задрожала и подняла испуганный взгляд на дальний конец гостиной. Ужас сковал по рукам и ногам, она не могла пошевелиться, понимая, что через миг из-за угла выйдет безголовый, залитый кровью демон и оборвёт и ее жизнь.
«Пусть так. Пусть так».
Но ужас сменился легким облегчением. Вместо старого Йоханеса в гостиную вошел, ковыляя, Лютер. Траурный пиджак порван и залит кровью, на руках порезы от ножа, но он был жив. В этом Гэби не сомневалась.
— Господи, — прошептал молодой лорд, опускаясь в кресло. — Господи.
— Где он? — задыхаясь, спросила Габриэль.
— Там… Наверху, — болезненно ответил Лютер. — Больше не поднимется. Я ему колени и запястья сломал алебардой. Боже… Он едва меня не зарезал.
Габриэль тихо заплакала, не найдя в себе сил что-то сказать. Лютер медленно поднялся, бросил болезненный взгляд на труп Харпера и, судорожно вздохнув, сказал:
— Все кончено. Давай… Давай уйдем отсюда. Куда-нибудь, — молодой лорд помог подняться кузине и, обнимая ее за плечи, повел в сторону зала совещаний.
***
Страх завел Мию прочь от гостиной, в старое восточное крыло замка. Меньше окон, толще стены и уже почти не слышен беснующийся на улице ураган. Девушка брела без цели, чувствуя пугающий душевный упадок. Хотелось рухнуть прямо на холодный пол и просто заплакать, ожидая своей страшной участи. Она не могла понять, почему старый Йоханес вдруг восстал из мертвых и решил убить всех своих наследников. Жадность ли, а может, все эти слухи о продаже души дьяволу — правда, и условием страшной сделки были жизни родных? А, возможно, в останки вселился какой-то демон. Впрочем, все это не имело особого значения.
— Памагите, — раздался болезненный хриплый голос.
Мия вскрикнула и обернулась. Прямо за спиной стоял исхудавший негр и смотрел на нее полным боли и страдания взглядом. Старые лохмотья, пропитанные потом и измазанные грязью, налипали на костлявый торс, на плече загнивала рана — выжженное клеймо.
— Что ты хочешь? — спросила она, не имея сил и воли бежать.
— Памаги нам. Хозяин не дает иды. Моя дочка… Памаги. Памаги.
— Как тебе помочь?
— Освободи.
— Как?!
Негр протянул руку и указал на коридор.
— Иди за мной.
Она молча последовала за призраком и вскоре оказалась у темной лестницы, ведущей в старый захламлённый погреб. Тот самый, где ее покойным опекуном был обнаружен зловещий люк. Девушка зажгла лампу и спустилась в погреб, стараясь не упасть на скользких, покрытых плесенью и пылью ступенях. Оранжевый свет вырвал из сумрака груды старой мебели, пыльные полусгнившие ящики и дыру в полу, похожую на пасть харибды. Мия увидела люк и железный замок.
— Боже, — прошептала она, доставая из кармашка старинный украшенный гравировкой ключ. Ведомая безумным любопытством, точно сорняк, прорастающий из отчаяния, она вставила ключ в замочную скважину и провернула. Раздался пронзительный щелчок, и механизмы раскрылись. Девушка закрыла глаза, досчитала до десяти и вцепилась ручками в створки люка. Он оказался тяжелее, чем она ожидала, и пришлось изрядно попыхтеть, чтобы откинуть даже одну железную створку. Ржавчина оставила на платье густые разводы, юбка порвалась и висела лоскутом, каблук на левой туфле едва держался, но девушка не сбавляла напора, и вскоре створки, заскрипев, раскрылись, открывая уходящие вниз пыльные ступени.
Мия отпрянула, морщась от резкого запаха плесени, сырости и чего-то еще, отдаленно напоминающего духи Лютера. Судорожно вздохнув, девушка взяла лампу и решительно шагнула вниз, навстречу пугающим тайнам семейства Ааронов.
Лестница вывела в длинный темный коридор, упирающийся в массивную дубовую дверь. По обе стороны коридора поблескивали ржавые прутья решеток. Мия шла вперед, глядя по сторонам, и вскоре поняла, где находится. Все рассказы о промысле Хуареса Аарона оказались правдой. За ржавыми прутьями отчетливо виднелись старые кандалы и цепи, все еще сковывающие пыльные давно истлевшие кости. Мия остановилась у одной из камер и судорожно вздохнула. Там, в кандалах, сидел скелет в точно таких же лохмотьях, как и у призрака. На коленях его лежал, свернувшись калачиком, маленький скелет в проеденной крысами тряпочной юбке.
Слезы покатились по щекам, сердце обливалось кровью от мысли о том, какая ужасная судьба постигла этих несчастных, попавших в цепкие лапы зловещего дьявола Хуареса Аарона. Убийцы, конкистадора, чернокнижника.
— Это наследие нашей семьи? — горько прошептала она.
Без лишних раздумий девушка подошла к дубовой двери и отворила ее тем же ключом. В лицо ударил резкий запах пыли и химикатов. Подняв лампу, она смело шагнула в царство древности. То, что скрывалось за дверью, поразило юную Мию. Просторное помещение, заставленное причудливыми устройствами, будто сошедшими со страниц книг о Калиостро и Да Винчи. Вдоль стен стояли книжные шкафы, заставленные ровными рядами пыльных фолиантов, большая часть которых была написана на незнакомом языке. Мия шла вперед, пораженно рассматривая подвешенные кости причудливых зверей, столы, заваленные статуэтками и тотемами, некоторые из них манили блеском золота. Девушка заметила в углу комплект старых испанских доспехов с роскошным нагрудником и треугольным шлемом. На стене рядом висели роскошное ружье с прикладом из слоновой кости и длинная шпага с золоченой гардой. И не было сомнений в том, кто именно разил ей без жалости. В самом коне помещения — роскошный стол из красного дерева, а над ним три покрытые паутиной картины.
Мия подошла к столу и удивленно заметила на нем относительно новый заряженный револьвер с выгравированными инициалами «Й.А.». Йоханес Аарон был его владельцем, никаких сомнений. Мия содрогнулась от мысли о том, что дедушка знал и про подвал, и про кости. Знал и не потрудился захоронить несчастных негров. Какой же бесчувственной тварью был Йоханес? Неужели безумие Хуареса передалось ему по наследству? Множество вопросов, увы, без ответа. Мия взяла револьвер, ощущая его вес. Держать оружие одной рукой было очень тяжело, а выстрел, скорее всего, сломает запястье. Но с оружием она чувствовала себя куда спокойнее.
Девушка подняла взгляд на картины. Первая слева — некрасивая женщина в старинном зеленом платье с малолетним ребенком на руках. Она улыбается, точно по-настоящему счастлива. Как ни странно, надпись была сделана на французском языке:
«Мария Аарон. Любимая жена. Свет сердца моего. Ты всегда будешь для меня красавицей».
— Жена Хуареса, — прошептала она.
Взгляд устремился на вторую картину. На ней мастерская кисть художника изобразила черноволосого загорелого красавца. Идеально выбритое лицо, черные зрачки Ааронов и те самые доспехи, покрывшиеся пылью в углу. Мия пораженно смотрела на него, осознавая безумное чувство дежавю. Лицо сурового аристократа казалось ей знакомым, но она не могла понять откуда.