— Я смотрю, ты время зря не терял, — усмехнулся он, кивая на бутылку.
— Пошути мне, щенок, — хохотнул богатырь. — Старый пень был не дурак крепко выпить. Я нашел целый погреб отличного вина и рома. Не знаю, кто из вас на что претендует, но его я заберу себе.
— Это не тебе решать, Салве, — хмыкнул Альфред. — Каждый получит то, что ему завещал старик.
— Да неужели? Я его единственный, мать его, сын. По-хорошему все это: и замок, и пойло, и состояние — мое.
Габриэль засмеялась, выронив яблоко на пол.
— Ну ты и чудак, — сказала она. — Ничего тебе не достанется. Ты всю жизнь провел в морях. Не занимался делами, не помогал старику вести бизнес.
«Друзья? Братья? Аароны? — лихорадочно думал Лютер, предчувствуя ссору. — Как же ко всем обратиться-то?»
— А как он помер, то сразу тут как тут, — зло хмыкнул Альфред. — Быстрее Мии и Харпера приперся.
— Не тебе решать, когда мне приезжать на похороны отца, щенок! — прорычал капитан. — Да я таких, как ты, на броненосце сотнями топил и еще столько же топить буду.
— Сам не утони в вине, боров!
— Ах ты…
— Господа! — раздался голос старика-дворецкого. Все резко обернулись, Лютер облегченно вздохнул и аккуратно закрыл крышку рояля. — Обед будет подан через час.
— Не прошло и года, — рявкнул капитан Салве и, взяв бутылку, побрел прочь.
Молодой лорд заметил опущенные плечи, злой шёпот под нос, слегка дрожащие руки. Намек на внутреннюю скорбь по ушедшему в лучший мир отцу. По крайней мере он хотел в это верить. Аарон фыркнул и, подмигнув сестре, поспешил в свою комнату, готовиться к обеду. Габриэль с улыбкой до ушей засеменила следом за ним, оставив Лютера в одиночестве за роялем. В тишине он разглядывал черную идеально чистую поверхность старинного инструмента, с такой трепетной любовью оберегаемого прошлым владельцем. Достав платочек из кармана, он спешно стер капли спиртного, но те все равно оставили след на черном лаке.
— Вы хорошо играете, — донесся голос из-за спины. Лютер резко обернулся и удивленно уставился на юную девушку в черном, траурном наряде. Платье, не такое роскошное, как у Габриэль, сверкало серебром заклепок. Вместо корсета — высокий воротник с белой бахромой, длинные черные волосы ниспадают на плечи, аккуратная челка едва скрывает левый глаз. В ней было меньше аароновского, хоть некоторые черты и присутствовали.
— Спасибо, — вежливо ответил Лютер, вставая с табурета. — Ты тоже из родственников?
Девушка кивнула и присела в реверансе.
— Мия, — представилась она. — Я дочь Ганса Аарона, да упокоит Господь его душу. Вы уже видели гроб?
— Нет, но буду благодарен, если после обеда вы мне его покажете.
— Хотите убедиться, что господин Йоханес действительно мертв? — хихикнула девушка, облокачиваясь на рояль.
— Прости, что? — удивленно поднял бровь Лютер.
— Про дедушку ходят такие жуткие слухи, я даже думала, что он вампир, как Дракула. Вы читали Дракулу, Лютер?
— Разумеется, — хохотнул молодой лорд. — Весьма стоящее произведение. Хотя я, к своему стыду, редко читаю. Все свободное время занимает музыка. А сейчас, пока и ты не попросила сыграть, я поспешу в столовую, — усмехнулся Лютер. — Умираю с голоду.
***
Серое небо скрывает солнце, мелкий дождик барабанит по стеклам, стекая ручейками на старые, столетние рамы. И едва ли зазевавшаяся служанка, выбравшись на улицу, смогла бы разглядеть в окне двух возбужденных собеседников. Там, в богато обставленной комнате, пропахшей запахом духов, среди дорогой мебели, шкафов с коллекционными книгами, ярость соседствовала с порочной страстью.
— Да что он себе позволяет! — прорычал Альфред, расхаживая по комнате из-стороны в сторону. — Пьяная свинья!
— Альфи, прошу, успокойся! — умоляла Габриэль. — Скоро все закончится. Подождем читки завещания, похороним старика и все! Мы вернемся в Лондон богачами! Потерпи, любимый, еще немного.
— Меня тошнит от этого сброда! Меня тошнит от недоноска Харпера и его тупой девки, меня воротит от свиньи Сальве! И от этого чертового замка! От всего и всех!
— Даже от меня? — всхлипнула Габриэль.
Альфред резко смягчился и, обняв сестру за плечи, нежно заглянул в черные глаза-омуты.
— Конечно нет, сладкая.
Он прижал ее к себе и, вдохнув запах волос, резко отстранился и серьезно спросил:
— У тебя новые духи?
— Д-да, Альфи, — немного испуганно ответила Габриэль. — Тебе нравится?
— О да.
Он нежно и решительно прильнул к ее губам, руки стиснули талию и скользнули ниже, следуя изгибам корсета. Языки коснулись друг друга, и Габриэль с трудом отпрянула, красная, как помидор.
— Альфи, не здесь! Нас могут увидеть!
— И что? — усмехнулся лорд. — Старик все равно мертв. Наследства он нас не лишит. А даже, если бы был жив, думаешь, ему было бы дело до «нас»? Помнишь, что о нем говорят местные?
— Но, Альфи, кривотолки в обществе… тебе нельзя рисковать репутацией! — Габриэль прильнула к брату, обвила шею ручками и со страстью поцеловала его в губы. — Никто не должен знать, что мы женаты. Этот замок наверняка достанется тебе. Мы его продадим и купим виллу в Италии.
— И будем жить как короли, любимая, — страстно прошептал Альфред, нежно поглаживая ее по щеке. — К черту репутацию. Весь мир у наших ног.
— Да, весь мир! — улыбаясь, ответила девушка, развязывая ремешки корсета.
Хорошо, что дверь была заперта. Иначе Анита — служанка, разносившая белье, наверняка не удержалась бы от любопытства и вошла в комнату господ, застав их, предающихся порочной страсти. Вместо этого она поспешила в комнату новоприбывшего молодого лорда, дабы тот не остался без постельного белья, свежей питьевой воды в графине и цветов в вазе.
========== Акт 2. Разговоры за обедом ==========
Комментарий к Акт 2. Разговоры за обедом
Последняя маленькая глава. Следующие будут весьма и весьма объемными. Ошибки вычищаю сам. Бета лишь на подхвате, так как чувство зависимости и ожидание правки, боже, просто выводят меня из себя. Вы можете прочесть главу сейчас, но, если вы граммар-наци и каждая запятая для вас критична - можете отложить чтение на полторы недели. К тому времени все произведение уже будет бетой вычищено.
Примечание от беты: текст проверен.
Обед едва ли можно было назвать траурным. Молодой лорд жадно набросился на жареного гуся в яблоках, запивая дорогим вином. Альфред и Габриэль бурно обсуждали приглашать или нет какого-то малоизвестного английского художника на день рождения Альфреда. Сальве пожирал свиное ребро, рассказывая Мие историю одного сражения близ берегов Франции. И лишь один из Ааронов хранил молчание, впрочем, далёкое от тяжелого и скорбного. Длинные каштановые волосы, серые глаза, белая рубашка при черной жилетке и черных брюках и золотые часы на левой руке. Лицо его, казалось, высечено из мрамора и несло на себе следы, характерные высшей новой американской аристократии.
Мия сидела напротив него и с немного абсурдной манерностью ела утку. Девушка отрезала кусочки ровными квадратиками, держала спину прямо и вела себя так, будто оказалась не в кругу родственников, а на приеме при дворе Ее Величества. Это позабавило Лютера, но он придержал мнение при себе, боясь задеть эту крайне воспитанную девушку.
— Конечно, Альфи, давай всех звать! — распалилась Габриэль. — Будь твоя воля, ты бы и старика Йоханеса позвал!
— А почему нет? — хохотнул Альфред, осушая бокал. — Он бы вполне смог поразвлечь нас своей игрой. Или… — он перешел на зловещий шепот: — Наколдовал бы чего.
— О, лондонские пэры были бы в восторге от его «колдовства», — усмехнулась Габриэль. — Они такие суеверные болваны. Клянусь, они суевернее самых дремучих крестьян.
— С этим, пожалуй, я соглашусь, — взял слово опекун Мии. Альфред и Габриэль удивленно покосились на него, ожидая интересного продолжения. — Как ни странно, самые страшные суеверия лучше всего укореняются в тронутой образованием почве. У меня было более чем достаточно примеров перед глазами.