— Эй, мы только вас двоих ждем! — послышался раздраженный крик Габриэль, стоящей у двери. — Потом проститесь!
Харпер раздраженно фыркнул и с видом павлина двинулся к залу, где вскоре должна была решиться судьба потомков старого Йоханеса. Лютер отвернулся от гроба и быстро зашагал прочь, думая, что будет делать, если замок все-таки перейдет ему.
========== Акт 3. Мертвец ==========
Сальве не спешил в зал собраний. Капитан прекрасно знал, насколько холодным и безразличным мерзавцем был его отец и как строго он соблюдал традиции и обычаи европейской аристократии. Что бы другие родственники себе ни напридумывали, обычаи требуют передачи родового имения старшему из сыновей. А Сальве Аарон был младшим из трех детей Йоханеса от брака с хмурой и молчаливой англичанкой Валлеттой Абрес и единственным пережившим отца. Потому все эти слушания его не интересовали, в отличие от коллекционного рома, в изобилии хранящегося в старом замковом погребе.
Сырость и полумрак не смущали Сальве. Тот, кто провел полжизни на броненосце, едва ли испугается гробовой тишины, неестественного холода и запаха плесневелой сырости. Едва ли испытает отвращение при виде густой паутины, покрывающей пыльные ряды коллекционного алкоголя. Капитан прошел мимо больших бочек с виски и зажег подвешенную на столбе масляную лампу, осветив погреб густым оранжевым светом. Заплясали тени, лапки паука, попавшие в луч, наползали на стену.
Капитан взял с полки пыльную бутылку и, стерев пыль со стекла, с удовлетворением прочел надпись на шведском.
— Да, папаша, ты был не дурак хорошо выпить, — хохотнул он, срывая пробку. Резкий запах первоклассного рома приятно щекотал ноздри. Он и так был прилично пьян, но душа старого моряка требовала еще.
Сальве прильнул к бутылке и пил до тех пор, пока жжение в глотке не стало невыносимым. Это любимая игра моряков «Буревестника», и капитан легко побеждал в ней даже самых прожжённых морских волков. Ром струйками стекал по подбородку, оставляя пятна на мятом воротнике рубахи.
— Кхах, отличный ром! — прорычал Сальве, крепче сжимая бутылку. — Отличный, мать его, ром!
— Свинья.
— Что? — встрепенулся Сальве.
Керосиновая лампа светила ровно, причудливые тени плясали на стенах. В углах, куда не попадал свет, тени становились такими густыми, что едва ли можно было разглядеть даже покрытую плесенью каменную кладку. Паучок вновь забегал по паутине, отбрасывая на стену громадный пугающий фантом. Сальве нахмурился и огляделся по сторонам.
— Кто здесь?!
В погребе царила абсолютная тишина. Взгляд коснулся одной из бочек. Табличка на ней гласила:
«Нортенгерский эль. 1603 г.»
— Матерь божья! — хохотнул капитан, бросая на пол недопитую бутылку рома. — Как это я раньше не заметил? Целая бочка.
Сальве подошел к бочке и в предвкушении пригладил пышные усы. Как-то раз он провозил контрабандой Нортенгерский эль тысяча семьсот тридцать второго года, и стоила эта бутылочка целое состояние. А тут целая бочка оставшаяся, не иначе как со времен Хуареса. Краник покрывала пыль, рядом стояла старая покрытая паутиной деревянная кружка.
Капитан схватил кружку, рукавом вытер паутину и стряхнул на пол. На миг взгляд коснулся упавшего на черный камень паучка. Тот все еще дрыгал лапками, хоть тельце и было полураздавлено. Сальве вдруг застыл и хмуро покосился на кружку.
— Дурной знак, — пробубнил он, но затем взгляд коснулся таблички. — А, выпью за упокой твоей души, паук. Господь простит.
Пьяный капитан криво перекрестился и зло бросил взгляд на краник. По какой-то нелепой причине он находился не на уровне талии, а в верху бочки и до него приходилось тянуться. Видимо, старый Хуарес специально заказал такую бочку, чтобы не частить с возлияниями этого немыслимо дорогого сорта алкоголя. Сальве огляделся и, не заметив рядом ни стульчика, ни табуретки, пыхтя, потянулся к крану. Пришлось вытянуться на носках и навалиться пузом на бочку. Пальцы стиснули барашек, попробовали покрутить, но тот почти не поддавался.
— Давай, черт тебя дери! — прорычал капитан, с силой дергая рычаг. Тот почти поддался, первая капля заблестела на горлышке крана. — Давай!
— Свинья.
— Чтоб тебя!
Капитан резко вздрогнул, краник поддался, но вместо струи из горлышка послышался треск дерева. Краник с сухим треском вырвался из бочки вместе с истлевшими досками, и в лицо капитана хлынул поток дорогого эля.
— Твою мать! — взревел капитан, падая на каменный пол. — Черт подери! Да кто конопатил эти… тьфу, бочки!
Сальве медленно поднялся на ноги, морщась от боли в ушибленном копчике. Алкоголь промочил его насквозь, будто капитан в эле купался. Рубашка, штаны, борода и усы, даже ботинки — все пропиталось элем. Сальве грязно выругался и с досадой посмотрел на бочку.
— Половина эля пропала, эх. Йоханес, с тебя надо кожу живьем содрать за то, что за бочками не следил, пес!
— Свинья!
Капитан вздрогнул и резко обернулся. Казалось, что-то промелькнуло в густых тенях позади. Мрак среди дальних стеллажей зашевелился. Лицо капитана исказила ненависть, он сжал кулаки и закричал:
— Альфред, песий сын! Я знаю, что ты здесь! А ну выходи, или я к тебе сам приду и все кости пересчитаю, ублюдок!
Гробовое молчание было ответом на его слова. Тишину нарушали тяжелое, свистящее дыхание капитана и капли эля, все еще падающие в лужу на полу. Сальве грязно выругался, покачнулся и, сняв с крюка лампу, двинулся в тень в полной готовности пустить в ход кулаки.
«Паршивый щенок! — зло думал капитан, продираясь мимо пыльных рядов, смахивая налипающие на лицо путы паутин. — Играть со мной? Со мной?! С капитаном «Буревестника»! Погоди, поймаю — отправлю к морскому дьяволу, как этих поганых французских псов. Будешь, как они, стонать и руки заламывать!»
Сальве вспомнил мольбы и стоны экипажа и пассажиров «Лунного света». Французский торговый корабль перевозил нескольких немецких шпионов. Им нужно было преподать урок. Всем им.
«Дети, пощадите детей!»
«Всех на дно! Подорвать их вместе с кораблем!» — ревел пьяный боров.
Свет лампы скользнул по сырым стенам, тени заплясали на покрытой плесенью кладке. Маленькая испуганная крыса пробежала мимо шкафа с коллекционным вином и юркнула в норку. Капитан пошатнулся, недоуменно рассматривая открывшееся ничего. Ни Альфреда, ни следов на пыльном полу, никаких признаков посторонних. Липкий страх коснулся души пьяницы, он был готов поклясться, что в погребе был кто-то еще.
— Черт, — буркнул капитан, оборачиваясь. — Перебрал, видимо.
— Свинья, — зло рявкнули за спиной.
Сальве резко обернулся и застыл, глядя в клубящиеся за пределами света тени. Лицо исказила гримаса ужаса, он побелел, из груди вырвался болезненный стон.
— Господи Иисусе, — прошептал он. — Господи Иисусе!
— Свинья! — проревел гость из тьмы.
Сальве заорал и бросился бежать. Впервые в жизни стареющий капитан испытал настоящий первобытный ужас, лишающий разума, заставляющий сердце вырываться из груди. Он бежал как никогда в жизни, задыхаясь, едва не падая. Стеллажи почти закончились, впереди сиял спасительный столб холодного света — путь на лестницу из погреба. Остался всего миг, и вдруг нога касается чего-то жесткого и резко уходит назад. Сальве вскрикнул, заметив в свете лампы укатывающуюся прочь бутылку недопитого рома. Время замедлилось, падение словно длилось вечность.
Капитан с гулким стуком рухнул на пол. Послышался тихий звон разбитого стекла, лампа разбилась, и огонек коснулся пропитанной элем одежды. Сальве не сразу понял, что горит. Вспышка света обожгла глаза, запах горелых волос впился в ноздри, а затем пришла боль. Капитан завизжал, пытаясь сбить пламя, но тщетно. Он, точно живой огненный шар, пробежал несколько метров и рухнул на пол, визжа и содрогаясь в агонии.
Из тьмы показалась зловещая фарфоровая маска. Темный силуэт поднял бутылку, ввинтил пробку обратно и аккуратно вернул на место, не обращая внимания на вопли сгорающего заживо капитана.