— Я… Господь всемогущий… Иисус Христос…
— А, по мне, так не похожа, — нервно хохотнул Альфред.
— Что тут, черт подери, происходит?! — закричал Харпер. — Сперва пьяница, теперь это! Где тело, дура? Отвечай!
— Он… Он…
— Успокойся, — терпеливо шептала Габриэль. — Все хорошо. Вдохни поглубже и скажи, где тело.
Служанка судорожно вздохнула и, переведя на Харпера взгляд, полный безумного ужаса, сказала:
— Он… Ушел.
— Что значит «ушел»? — поразился Харпер. — Встал и ушел?
Девушка кивнула.
— Бред, — фыркнул Альфред.
— Я положила венок и… И… И хотела уйти, как вдруг рука… Дернулась. Я подумала — кажется, но потом он просто поднялся и… Посмотрел на меня и… И… У-ушел. Вылез из гроба, как ж-живой!
— Ну приехали, — протянул Альфред. — Взял и ушел. И не попрощался, сукин сын. Замечательно, поразительно, фено-, мать его, менально.
— Нас держат за идиотов, — зло ухмыльнулся Харпер. — Мертвецы не встают из гробов. Кто-то решил одурачить эту девочку и нас вместе с ней. Ставлю пятьсот фунтов, что это Сальве.
— Выкинул тело отца, залез в гроб и напугал девочку? Это уровень Мориарти, не иначе, — нервно засмеялась Габриэль.
— Это возможно, — вдруг хмыкнул Альфред. — Если он сговорился с Лютером. А вот, кстати, и он. Лютер, у нас тут покойник убежал. Не скажешь…
В комнату медленно вошел молодой лорд и тихо опустился на единственную стоящую в углу табуретку. Аароны смотрели на него с недоумением и испугом, настолько зловеще выглядело белое, как мел, лицо и пустой, стеклянный взгляд. Руки его дрожали, на рукавах пиджака чернели маслянистые пятна.
— Лютер?
— Господи, — прошептал тот, поднимая взгляд. — Он мертв.
— Кто?
— Дядя Сальве. Сгорел заживо в подвале.
========== Акт 4. Беглый раб ==========
Дождь барабанил по стеклам, водопады мутной воды хлестали с черепичных крыш и, падая наземь, сливались в бурые ручьи, запруженные листвой и темно-зелеными иголками. Вольфганг и две служанки не приближались к погребу, боясь побеспокоить господ, но это не мешало им с интересом подслушивать — настолько хорошо пустые коридоры и высокие каменные потолки отражали звук. Рядом с бледными слугами стояли Мия и Габриэль, искренне радуясь преимуществам слабого пола. Смотреть на изуродованные огнем останки капитана — последнее, чего может желать молодая женщина, выросшая в тепличных условиях.
Каменная лестница уходила в полумрак. В подвале пахло горелым мясом, алкоголем и страхом. Лютер стоял у полуразбитой бочки и молча смотрел на Альфреда и Харпера, нависших над ужасающими останками.
— Несчастный случай, — сказал вдруг Альфред. — Видишь лампу? Бутылку? Бедный сукин сын споткнулся и поджег сам себя.
— Нелепая смерть, — механическим голосом произнес Харпер.
— Можно сказать, дядюшку Сальве погубил зеленый змей.
— Пойдем отсюда. Лютер, слышал?
— Да, — тихо ответил молодой лорд. — Пойдемте.
Огонь в камине почти погас, и помещение поглотил холодный увядающий свет. Семейство Ааронов сидело за дубовым столом. Никто не говорил ни слова, лишь перебрасываясь тяжелыми, многозначительными взглядами. Ужас и недоумение ворвались в их реальность, спутав все планы и поставив под угрозу самый рассудок. Вольфганг так же, как и час назад, стоял у камина, но в этот раз не держал в руках письма. Желтоватый конверт лежал на столе, притягивая мрачные взгляды Ааронов.
Харпер еле сдерживал ухмылку. Довольно сложно выдерживать скорбящую мину, выиграв в казино самый большой в своей жизни куш. Сальве, да кому есть дело до этой пьяной свиньи, еще и распустившей копытца на самую жирную часть наследства. Теперь у замка новый потенциальный хозяин — Харпер. Если, конечно, старик Йоханес придерживался традиций в распределении наследства.
— Альфред, открой письмо, — сказал американец.
— Сейчас? — изумленно спросила Габриэль. — Может, сперва…
— Нет, — резко ответил Альфред сестре. — Он прав. Все в сборе, так ведь?
— Определённо, — сухо ответил Вольфганг, беря со стола письмо.
Зашуршала бумага конверта, и вскоре заветный листок заблестел в тусклом свете, заставив Ааронов застыть в мрачном ожидании. Вольфганг прокашлялся, надел очки и принялся читать:
«Уважаемые потомки. Я собрал вас за этим столом не только для того, чтобы всучить каждому по кусочку моего состояния, но и для того, чтобы озвучить последнюю волю. Разумеется, утоляя ваше любопытство, я начну как раз с вопросов, так сказать, приземленных.
Сальве, мой младший сын. Я тебя никогда не любил. Видит Бог, ты с пеленок был невыносимым засранцем, раздражающим и меня, и прислугу, и твою покойную мать. Но я безмерно горд от того, что ты сумел сделать карьеру в деле настоящих мужчин. Хуарес Аарон — предок, основавший наш род, так же был мореплавателем, и в тебе я вижу продолжателя его благородного дела. Потому тебе я передаю мой замок и одну четверть всего состояния. Не пропей все сразу, балбес».
Аароны мрачно переглянулись.
«Альфред и Габриэль, я все знаю…»
Альфред и Габриеэль побелели и одарили друг друга тяжелыми взглядами.
«А если знаю я — знают и другие. Я всегда считал себя человеком свободных нравов, но такой терпимостью едва ли могут похвастаться другие члены высшего общества. Поэтому я и на пушечный выстрел не подпущу вас к делам в Европе. Позорить вас перед другими членами семьи не буду, но и спуску не дам. Вам обоим, раз уж вы так «близки», я завещаю мои корабли, оба автомобиля и торговые компании в России».
— Ублюдок, — тихо прошептал Альфред, опуская взгляд. Габриэль тоже поникла и опустила взгляд на сжатые в замок пальцы.
«Лютер, ты дрянной музыкант. Твоя соната никуда не годится. Приятнее слушать звуки моей диареи, чем твою игру. Если уж собираешься стать настоящим композитором, то уделяй игре больше времени, а не прожигай его в салонах. Подлинное мастерство и светская жизнь — две противоположности. Выбери что-то одно, болван…»
Лютер опустил взгляд. Слова старика ранили его, но он принял критику от более искусного мастера с достоинством.
«Тебе я завещаю треть от моего состояния. Это громадные деньги, пусти их в дело с умом.
Харпер, ты самый умелый делец в семье. Конечно, во многом я с тобой не соглашался, но одно всегда признавал: никто в нашей семье не умеет так искусно делать деньги, как ты. Потому тебе и Мие, раз уж ее родители мертвы, я завещаю все остальное. Треть от этого гигантского состояния достанется Мие, когда ей исполнится восемнадцать или после замужества. Однако распоряжаться деньгами она сможет лишь с твоего разрешения. Теперь она твоя дочь. Заботься и обеспечь будущее, которого заслуживает дама рода Аарон».
— Ну, — сказал Харпер, потирая руки. — Предлагаю долю Сальве поделить поровну.
— С какой стати? — злобно спросил Альфред. — Дольки-то не ровные. Тебе почти все, Лютеру деньги, а нам богом проклятые фирмы в заднице мира, старые шхуны и пара машин? На двоих?! Черта с два, замок наш!
— Ваш?! — засмеялся Харпер. — Ваше только то, что оставляете в уборной. Я старший в семье — мне и делить долю Сальве. Замок мой по старшинству.
— Черта с два! — закричал Альфред.
— Господа-господа, еще не все! — испуганно сказал Вольфганг и продолжил читать:
«А теперь, когда с земным покончено, перейдем к моей последней воле. Положите мое тело в родовой саркофаг, рядом с тремя поколениями моих предков, рядом с Хуаресом Аароном — моим героем и вдохновителем, рядом с моей женой Анастасией, безвременно покинувшей сей бренный мир. О, не знай я вас, этого бы хватило, но я вас знаю. Всех вас, потому все мое наследство перейдет австрийской короне, если моя последняя воля не будет исполнена. Вскоре после моей смерти в замок явится проверяющий из числа моих самых доверенных и близких друзей. Подтвердить либо опровергнуть факт исполнения последней воли. Также тот, кто покинет территорию замка до моего погребения, лишается всех прав на наследство. Данная команда уже дана моим юристам, дорогие потомки. Прощайте».
Альфред захохотал.
— А-а, сукин сын.