— Нет.
— Нет?
Она прошлась по комнате, подошла к камину и заговорила, обращаясь к языкам пламени:
— Я не могу больше встречаться с тобой, Джек, потому что я солгала бы самой себе о причинах, что привели меня сюда.
— И какова же причина?
— Любовь к тебе.
— И этой причины больше не существует?
Мой голос звучал весело и шутливо.
Она не умеет кокетничать. Она всегда так серьезна, любовь моя, что меня это слегка забавляет. Конечно же, она любит меня. Она делает это именно потому, что любит меня.
— Да.
— Еще одна из идей моей сестры. «Скажи Джеку, что ты больше не любишь его. Это единственный способ освободить его». Как будто я птичка в клетке или ручной лев.
Я улыбнулся. Шайлер такая храбрая и мужественная. Милая моя. Она готова потерять меня, лишь бы спасти. Она готова на это жертвоприношение, но я хочу, чтобы она знала: в этом нет необходимости. Я могу сражаться за нас обоих — и я буду сражаться.
— Нет. — Она посмотрела на меня, и на лице ее отразилась боль. — Нет, не так.
Я не испытывал страха уже много веков. Я не ведаю страха. Не подвержен этой слабости. И однако же что-то в ее лице и ее голосе напугало меня. Это не было ни девичьими иллюзиями, ни попыткой, предпринимаемой со смешанными чувствами. Я изумился собственному страху, его новизне. Он царапнул мне горло, словно лед. Он поселился там. Я не мог дышать. Не мог сглотнуть.
Прежде чем я успел что-то сказать, она заговорила, и прямота ее слов ранила меня, как ничто прежде.
— Я не люблю тебя больше потому, что я не была честна с тобой. И не была честной с собой. Я люблю другого. И всегда любила.
Жестокая шутка. Я хотел засмеяться, но не мог. Я хотел рухнуть наземь, но гордость мне не позволила. Я никогда прежде не слыхал таких слов. Я не понимал их. Другого? Что значит — другого? Это уловка. Хитрость. Еще одна отговорка, придуманная Мими… Ведь не может же она… она лжет.
Шайлер говорила правду.
Уж кто-кто, а я должен был это знать. Я не нуждался в суде крови, чтобы понять это. Я чувствовал правду, написанную на ее лице. Ее печаль. Она печалилась обо мне. Она жалела — жалела меня! Ее жалость встревожила меня больше, чем ее слова. Это было ужасно и невообразимо.
Откуда у нее могло взяться время на кого-то другого? Я знал, что мы слишком редко встречались и слишком много времени проводили врозь. Но это было необходимо, ради ее безопасности. Будь у меня выбор — но его у меня не было, — мы нe разлучались бы никогда. Я жил теми мгновениями, когда мы были вместе, теми немногочисленными мгновениями моей жизни, когда вправду чувствовал себя живым. Я спал века напролет, пока мы не встретились. И у меня был план. Я думал о нашем будущем. Я хотел разделить его с нею и поджидал удобного момента.
Я спросил:
— Кто?
Я не слишком горд.
— Оливер.
Ее фамильяр. Человек. Я хотел немедленно покинуть комнату, отыскать смертного и уничтожить. У него не было шансов. Она поняла это.
— Пожалуйста, не надо! Не трогай его. Я люблю его. И всегда любила. Я только не хотела себе в этом признаваться.
Впервые за сегодняшний вечер она протянула руку и коснулась меня. Она положила свою ручку — такую маленькую! — поверх моей. Я вздрогнул, как будто ее пальцы были охвачены пламенем.
Так вот что такое боль. Что такое несчастье. Что такое мучение. Я никогда прежде этого не знал.
Мне нечего было сказать. Я чувствовал правду. Правду о том, что она любит его. Ее лицо сияло этой любовью. Я чувствовал его присутствие на ее коже. С фамильярами всегда так: их кровь дает нам жизнь, но они не предназначены нам в этом смысле.
Меня замутило от ревности и гнева.
— Оставь меня.
Прежде чем я смог сдержаться, у меня, к стыду моему, вырвался сдавленный всхлип.
— Джек… я…
Она стояла у порога. Я выслеживал Кроатан, я вынес муки ада — и все же я не мог найти в себе сил посмотреть ей в глаза. Мне пришлось принудить себя.
Ее рука легла на ручку двери.
— Прости. Мне стыдно, что я лгала тебе все это время, — прошептала она.
— Уходи! — взревел я.
Я не мог сдержаться. Я преобразился. Я — Аббадон. Я стал демоном. Что она видит? Что я делаю?
Я видел испуг в ее глазах, ощущал вкус ее страха, наслаждался им и лишь неимоверным усилием сумел остановиться, прежде чем эти чувства овладели мною безвозвратно. Я опасен. Это я должен уйти. Я выскочил раньше, чем она успела закрыть дверь.
С улицы я видел, как она выходит из здания. Мне нужно было вернуться. Я хотел уничтожить это место и все связанные с ним воспоминания. Хотел стереть его с лица земли. Но когда я вернулся в квартиру, оказалось, что я не один.