Отпечатанные на немецкие средства (иногда и в самой Германии: например, большевистская газета «Социал-демократ» печаталась в немецком Морском ведомстве) брошюры и листки антивоенного содержания заполнили русские окопы. Одновременно «центральные» газеты и думские ораторы в Петербурге вели более умеренную (все-таки цензура), но не менее действенную кампанию: разоблачались «царица-шпионка», Распутин, министры и т. д. Солдат, «осознававший», что он защищает одних проходимцев, все более склонялся к мысли воткнуть штык в землю (открыв фронт для немцев).
Не только печать воевала внутри России на пользу ее противника. Живое слово агитаторов, дополненное шелестом купюр, организовало немало волнений и забастовок на оборонных предприятиях. Многих пропагандистов присылали непосредственно с той стороны линии фронта, и они не всегда хорошо говорили по-русски: по крайней мере нескольких человек, пытавшихся поднять рабочих Путиловского завода в конце 1916 г., выдал откровенно немецкий акцент.
Предвосхищая план Парвуса по части организации взрывов и диверсий в тылу неприятеля, еще в ноябре 1914 г. германское адмиралтейство выпустило секретный циркуляр № 93 о «посылке во враждебные страны специальных агентов для истребления боевых запасов и материалов». Наиболее известной акцией немецкой агентуры в России был взрыв линкора «Императрица Мария» на севастопольском рейде в конце 1916 г. В первые месяцы войны тяжелые германские крейсера почти безнаказанно бороздили Черное море, нанося серьезный ущерб русским транспортным коммуникациям. Спуск на воду «Императрицы Марии», а затем и другого линкора — «Екатерины Великой», изменил обстановку. Несколько вражеских кораблей было потоплено, остальные оказались практически запертыми в Босфоре. Командующий русским Черноморским флотом адмирал Колчак отдал приказ о подготовке десанта для овладения Константинополем (благо сухопутная армия турок потерпела поражение на Кавказе). Операцию пришлось отложить: 6 октября 1916 г. сильный взрыв погубил главный русский корабль. При осмотре его изувеченного остова в одной из орудийных башен были найдены несомненные доказательства диверсии: полусгоревшие свечи и специально сделанный запал…
Едва пала в феврале 1917 г. «твердыня самодержавия», количество диверсий в русском тылу резко возросло. Налаженная система безопасности военных объектов разрушилась, и один за другим взрывались склады боеприпасов и у линии фронта, и даже в глубоком тылу. Впрочем, что говорить о безопасности, если главная угроза армии исходила теперь из Петербурга. Знаменитый «Приказ № 1» Петросовета, уничтожавший воинскую дисциплину и ставший главным катализатором разложения солдат на фронте, по мнению многих, был составлен не присяжным поверенным большевиком Н.Д. Соколовым, а германским Генштабом.
Так или иначе, цели германской финансовой операции на Востоке можно было считать достигнутыми. Царский «паровой каток», готовый, казалось, смять Германию, сломался в мгновение ока. Однако Разведывательное бюро кайзера полагало, вслед за прусским королем Фридрихом II, что «русского солдата мало заколоть, его еще и повалить надо». Поэтому с целью полного вывода России из войны решили усилить помощь наиболее радикальному движению в стане противника — ленинскому.
Но, прежде всего, нужно было вызволить вождей большевиков из Швейцарии, куда они скрылись перед войной от «царизма». Посредниками на деликатных переговорах между ленинцами и представителями кайзера выступили Ганецкий и австрийский социал-демократ Адлер. Решение нашли быстро: пропустить их через немецкую территорию. И уже через три недели после февральской революции два странных поезда стучали колесами по железным дорогам Германии. Странность заключалась в том, что большая часть вагонов была запломбирована, а пассажирам запретили выходить на остановках. Власти опасались, что акция по перемещению более трехсот (не считая домочадцев) русских революционеров на родину получит международную огласку. Лишь на одном полустанке пломба была на час снята с одного из вагонов: Ленин имел конфиденциальную беседу с немецким министром иностранных дел Циммерманом. После чего оба поезда без остановок проследовали к парому, который доставил их в Швецию, а через две недели Ленин уже выступал в Таврическом дворце с «Апрельскими тезисами». С места в карьер Ильич потребовал немедленного прекращения войны, явно отрабатывая обещанное во время упомянутой беседы один на один.