Одним из таких тайных столпов движения 1905 года был знаменитый Савва Морозов. Этому «миллионеру немного не в себе» приписывают фразу: «Я достаточно богат, чтобы одной рукой собирать прибыль с моих фабрик, а другой — организовывать на них забастовки». Морозов, в частности, содержал (вместе с Горьким) ленинскую партийную школу на острове Капри. Он же дал сто тысяч рублей на организацию декабрьского вооруженного восстания в Москве. «Спонсором» мятежа был еще один миллионер, родственник Морозовых фабрикант Николай Шмит (оба нашли потом смерть при загадочных обстоятельствах — едва ли не революционеры заметали следы своих «буржуазных» связей). Социал-демократическая газета «Новый мир» издавалась на деньги Сибирского банка. Революционную печать щедро финансировал и миллионер Парамонов; позже документально уличенный в этом, он был приговорен к двум годам тюрьмы, но вывернулся (сделал-де пожертвования не только «бунтовщикам», но и на памятник к 300-летию дома Романовых!). «Банкир Путилов, сахарозаводчик Ярошинский, Батолин — эти три «финансовых диктатора» России вовсю помогали радикалам», — вспоминал великий князь Александр Михайлович. «Капиталисты уверены в своей возможности двигать революционерами как пешками во имя собственных интересов», — говорилось в отчете департамента полиции.
К капиталистам примыкали и некоторые высшие чиновники, и даже представители дома Романовых, фрондировавшие против царя (в Феврале 1917 года одним из первых вденет красный бант в петлицу великий князь Кирилл Владимирович, в те же дни Николай Николаевич будет претендовать на пост «первого президента российской республики»).
Загадочным выглядит и поведение ряда лиц, отвечавших за внутреннюю безопасность государства. Создается впечатление, что они вели собственную игру, весьма способствовавшую торжеству революции.
Характер и цели демонстрации 9 января 1905 г. были хорошо известны губернатору и полиции Петербурга. В знак верноподданнического характера шествия в первых рядах его с хоругвями и портретами царя шли жандармские офицеры. Именно их скосили первые пули, пущенные по таинственному приказу. Едва не погиб и лидер рабочего союза поп Гапон. Он бежал из страны, убежденный, что происшедшее — результат большого заговора «наверху». Позже его «убрали» за слишком верные догадки. Подлинные его убийцы до сих пор неизвестны. Но незадолго до смерти Гапон успел опубликовать воспоминания, где называл лиц, внушивших ему идею и форму «рабочей петиции» правительству. Это были С.Н. Прокопович и Е.Д. Кускова — вожди либерального движения и (что не было известно Гапону) одни из зачинателей нелегального русского масонства. Прекраснодушные ли порывы «помощи бедным» руководили господами либеральными интеллигентами? Видимо, нет. Даже либеральный американский историк Ричард Пайпс в книге «Русская революция» утверждает, что «самого «кровавого воскресенья» не было бы, не будь той атмосферы политического кризиса, которую создали в стране Земский съезд и кампания торжественных обедов в его поддержку» (кампания, добавим, инспирированная в основном теми же масонами из парижской ложи «Космос»).
Возможно, люди с «бомбами и револьверами» среди демонстрантов 9 января, действия которых послужили предлогом для «жестких мер», являлись полицейскими провокаторами. Во всяком случае, это были не эсеры, у которых тогда имелось всего три боевика на всю столицу (и те не участвовали в событиях). И не большевики, которых события «застали врасплох».
Император также не знал о готовящемся кровопролитии. Роковое решение об использовании войск в Петербурге «для наведения порядка» было принято вечером 8 января на узком совещании правительственных чинов, среди которых присутствовали «либеральный» министр внутренних дел Святополк-Мирский и директор департамента полиции А.А. Лопухин. (Тот самый, который потом возникнет среди масонов и будет сотрудничать с большевиками). Тогда же царя убедили удалиться из Зимнего дворца под предлогом, что многотысячная толпа могла устроить новую Ходынку, желая лицезреть «обожаемого государя». В 1895 г., во время коронационных торжеств в Москве, цепочки войск и полицейских оказались слишком редкими, чтобы воспрепятствовать ринувшимся «за подарками» в давку людям. Той трагедии Николай II не мог забыть никогда, и потому согласился с вводом в столицу крупных воинских частей. Он полагал, что войска послужат просто разделительным барьером для толп и был поражен последовавшей стрельбой и пролитой кровью. Царь распорядился выдать семьям погибших денежное пособие и отправил в отставку столичного губернатора Фуллона, но было уже поздно…