Я наклонилась, чтобы Конд надел мне на шею оберег. Погладила бусины и сунула их за ворот. Я никогда не верила в амулеты и обереги, привороты или сглазы, но в Рогуверде жила магия, и с некоторых пор во мне росло убеждение, что добралась я до «Хромой утки» без приключений вовсе не благодаря своей осторожности, а при содействии охранного амулета заботливой Басилии.
Наличие Тигула рядом с простыми бусинами успокаивало, и я приняла на веру слова Конда, что он отыщет меня живой или… мертвой. Как не думать о смерти, если мы ввязались в опасное приключение, исход которого неизвестен? Мне только и оставалось полагаться на мощь амулетов и пронырливость дорогого брата. Его шею тоже украшали многочисленные цепочки с оберегами. Выходит, и он верит в их силу?
– Скажи, почему ты выбрал для встречи именно сегодняшний день? – я наблюдала, как Конд складывает в дорожную сумку вытащенные из–под тюфяка светские вещи: хорошего качества, но не новый камзол, штаны, пару тонких сорочек, что–то с завязками, похожее на нижнее белье. – К чему такая спешка? Я едва успела подготовиться.
– Тебе три года недостаточно? – с усмешкой бросил он.
Я закусила губу, наблюдая, как перекатываются мышцы под кожей. Сосредоточенный взгляд, уверенные движения длинных пальцев – Конд собирал что–то вроде несессера.
«Однако брат у меня симпатичный. Возмужал, а губы остались пухлыми. И глаза большие, как у олененка».
– Я дал тебе время выучить язык и «вспомнить» хоть что–то о нашем мире.
– Нет, все–таки. Почему сегодня, а не месяц назад?
– Месяц назад я еще не знал, выиграл я конкурс на лучшего хрониста или нет. Если бы проиграл, не было бы повода покинуть монастырь, и меня через неделю заставили бы принять монашеский сан. А вместе с ним я навсегда потерял бы право на корону. У нас священники на троне не сидят.
– А что им мешало сделать тебя монахом до конкурса?
– Мне еще не исполнилось восемнадцать. Таковы правила ордена.
Я покраснела. Конд ходил по лезвию ножа, рискуя всем, а я тут беру с него клятвы верности.
Следующие слова меня добили:
– А потом я не забывал о тебе. Не хочу, чтобы ты вышла замуж за одного из Корви–Дуг. Ты знаешь, что наш дядюшка вдовец? И если бы у тебя не сладилось с его сыном, то вполне могла бы стать ему мачехой. Я понятно объясняю?
– Фу, – я поморщилась, вспомнив влажные лапки дядюшки Джовира и его жабью фигуру. И поспешила заверить. – Я всегда знала, что мой брат умнейший человек.
– И заботливый, – Конд застегнул сумку и отнес ее к двери. Потом, потянувшись и расправив затекшие плечи, взялся за завязку штанов. – Но что–то мы отвлеклись.
– Ты чего задумал?!
Брат поднял на меня глаза.
– А ты чего застыла? Тоже раздевайся. Будем меняться одеждой. Я до полуночи должен уйти.
– Погоди! Ты еще не рассказал, что я должна делать вместо тебя.
– Ничего особенного. Ты хронист, приставленный к герцогу для того, чтобы записывать его славные деяния. Приказ императора, желающего, чтобы народ знал, какую пользу приносит его армия. Он хочет обелить имя убийц.
– А о том, что твари появились из–за самого императора, он не хочет рассказать?
– Даже не заикайся. Голову снесут.
– Но я не знаю, о чем писать. Меня не обучали работе хрониста, не говоря уже о ратном деле. Да я даже не слышала, как называется ваше оружие!
– Не надо ничего писать. Рисуй цветочки, просто черкай. Делай вид, что работаешь. Никому не интересно, что выводит на бумаге монах. Большинство из тех воинов, кого ты встретила, вообще безграмотные.
– А герцог? – я тоже принялась раздеваться. Начала с пуговиц платья, что шли плотным рядом от ворота до талии. Пальцы отчего–то не слушались, и мне трудно было нащупать петлю.
– Вот уж кто точно не сунет нос в твои бумаги. Их Светлости наша писанина против души. Ему навязали хрониста. Конечно, будет подозрительно, если ты за целый день так и не вытащишь перо с чернильницей, но даже здесь можно сослаться, что запишешь подвиги армии позже, например, во время привала.
– Как я тебя найду после того, как меня съест тварь?
– Отправишь весточку в монастырь. Тебе ответят. Кошель всегда держи при себе: неизвестно, когда выдастся момент сбежать. С деньгами не пропадешь. Можно купить одежду и еду. Тебе достаточно дали?
Я только вздохнула.
– На, в крайнем случае продашь, – он перестал бороться с затянувшимся узлом на поясе и снял с себя еще одну цепочку, на которой помимо нескольких замысловатых кулонов болтался красивый перстень. – Он принадлежал моей матери. Никого не удивит, если его заметят на тебе. У нас принято носить кольца, особенно, если они чем–то памятны.