Стоящий вполоборота воин был безобразен – искаженное ненавистью лицо иным выглядеть не может. Он походил на дикого борова, на которого кому–то вздумалось напялить железо. Мой взгляд выхватил торчащие из–под шлема рыжие волосы, огромные наплечники, сложное плетение кольчуги. Ее нижний край раскачивался и задевал кроваво–черное пятно на штанах. Наверняка мальчишка не первая его жертва.
И в противовес всему этому грубому, жесткому, словно высеченному из камня, стоящий на коленях хрупкий подросток. Грязь и копоть не смогли скрыть ни благородных черт, ни дорогой одежды. Отчего–то бросились в глаза белые чулки и обувь из мягкой золотистой кожи. Рядом с исполинскими сапогами скорченная фигура юнца в изящных туфельках гляделась раздавленным цветком.
– Мане, мане, – голос жертвы ощутимо утратил краски. В нем уже не слышались отчаяние и страх, что подтверждало страшное – мальчик приготовился к смерти.
Я не из робкого десятка. И далеко не нежный одуванчик. Могла постоять за себя, иначе не выжила бы в школе, где травили слабых, но сама не ожидала, что посмею вмешаться. Речь не идет о холодном расчете, где оценены сила и ситуация. Тут скорее горячность юности, сопереживание и гневный порыв, о котором зачастую говорят, как о величайшей глупости.
Рука сама потянулась к каминному щиту, где находилась стойка с совком, щипцами и какой–то острой штуковиной с крюком на конце. Швырнув велосипедный шлем в великана, который, кстати, легко его поймал, хотя за секунду до того не подозревал о моем существовании, я добилась того, что физиономия убийцы вытянулась от удивления. Не стала дожидаться, когда он выйдет из состояния «остолбенел», пялясь на невиданную штуку, попавшую к нему в руки, а замахнулась и вонзила острый крюк туда, где тело не было защищено кольчугой либо грубой кожей сапога – под колено.
И завизжала, когда загромыхал железом осевший от боли рыцарь. Он еще пытался подняться, опираясь на топор и изрыгая проклятия, но подросток быстро оценил неожиданно подоспевшую помощь, вскочил на ноги. Цапнув меня за руку, потащил куда–то в недра замка.
Он что–то лопотал на своем языке, я же летела за ним, все еще не веря, что у меня не только получилось отвлечь убийцу, но и остаться живой. А вдруг бы промазала или не пробила грубую ткань штанов? Я точно наяву видела, как удивленный рыцарь выхватывает из моих рук «гарпун», а потом сжимает кулак в невозможно больших железных рукавицах и бьет этой махиной мне по голове. Я определенно должна была погибнуть на месте, а вместо этого неслась следом за мальчишкой, словно пугливая мышь, надеющаяся найти выход из лабиринта.
В одном из тупиков подросток нажал на крюк подсвечника, и массивная стена отъехала в сторону, пропуская нас в пахнущее сыростью и нечистотами подземелье.
Мы скатились по высокой лестнице, которая будто по волшебству осветилась, и рухнули на влажный песок у ее основания, неосознанно приняв ту позу, которая не позволила бы врагу подобраться к нам незамеченным – мы сели спиной к спине. Я чувствовала, как тяжело дышит мальчишка, а он в полной мере ощущал, как я хватаю ртом воздух, пытаясь унять грохот сердца.
– Везели почи. Сурале Конд Корви, – он пихнул меня плечом и повторил. – Конд Корви.
– Я не понимаю, что ты говоришь.
Мальчишка резко обернулся.
– Вегозе?
– Совсем не понимаю.
– А лире Конд Корви, – он переместился так, чтобы быть лицом ко мне и стукнул себя ладонью в грудь. Затем его палец направился в мою сторону. – А юне?
– Я Аня Кротова, – я поняла, что следует представиться. – Аня Кро–то–ва.
– Мане, – подросток решительно тряхнул головой. – Мане Аня Кто–то–ва. А лира Адель Корви. Адель Кор–ви.
Его указательный палец несколько раз настойчиво ткнул меня в грудь. Я потерла то место, где как пить дать появится синяк.
– Адель Корви. Юне Адель Корви, – мальчик хмурился и повторял одно и то же.
– Ты хочешь, чтобы я называла себя Адель Корви?
– Вега.
Прислушавшись к тишине, Конд поднялся и наскоро отряхнул колени.
– Сордо не форо. Сордо, – и помахал рукой, призывая следовать за ним.
– Ну сордо так сордо, – согласилась я, чем неожиданно заслужила улыбку своего спутника. Он повел меня куда–то вглубь подземелья, где света уже не было, но мальчишка прекрасно знал путь и ни разу не остановился, чтобы сориентироваться. Мы перешли вброд подземную дурно пахнущую речку. Кеды хлюпали и сползали с ног. Пришлось остановиться и крепче завязать шнурки, сделавшиеся склизкими. Я вытерла руки о джинсы, но ощущения чистоты не прибавилось.