Холмс застыл на месте и бросил на меня недоверчивый взгляд.
— Солома? Да о чем это вы толкуете, Ватсон? Единственная соломинка, о которой можно вести речь, это та, за которую мы с Анвином так отчаянно хватаемся, чтобы полностью не запороть все это дело.
— Да не соломинка, Холмс, а солома! Если Пайд Пайпер и его сообщник занимаются разведением крыс, им нужно много соломы, чтобы устилать днища клеток, и при этом регулярно ее менять. Если только сами они не выращивают пшеницу, что весьма мало вероятно. Им непременно нужно будет закупать солому у кого-то из местных фермеров или торговцев.
— Мой дорогой друг! — воскликнул Холмс, пожимая мне руку. — Кажется, вы нашли ключ к решению проблемы. Солома! Конечно же! Как вам пришла эта блестящая идея? Должен признать, она просто восхитительна.
— Я был еще ребенком, и мне как-то доводилось разводить мышей, — скромно пояснил я. — Помню, я тогда регулярно покупал солому для клеток.
— Вы разводили ручных мышей? Какое откровение! Мы с вами уже так давно знакомы, а я и представления не имел об этой примечательной подробности из вашего детства.
В мгновение ока Холмс резко переменился, сбросил свое дурное настроение, как старое платье, и предстал передо мной совершенно другим человеком — свежим, бодрым, полным сил и энергии. Взяв трость и надев шляпу, он сказал:
— Я хочу, не откладывая, купить все кентские газеты. Солома! Просто гениальная мысль!
С этими словами он весело сбежал по ступеням лестницы. Вернулся Холмс через четверть часа, торжествующе размахивая двумя газетами.
— Я верю, Ватсон, что удача нам сопутствует. Мне удалось купить «Уэллерби газет» и «Уэллерби кроникл». Вот, мой дорогой друг, — сказал он, передавая мне одну из них, — возьмите «Кроникл» и раскройте ее на полосе объявлений. Памятуя о том, как тяжело Ван Брегель расстается с деньгами, предлагаю вам искать объявление торговца, предлагающего солому по самой дешевой цене.
Следующие несколько минут прошли в молчании, было слышно только шуршание страниц, когда мы с Холмсом листали свои газеты. Нужное нам объявление нашел Холмс.
— Послушайте, Ватсон! — воскликнул он. — «Предложение о сделке. Сено, солома, навоз по дешевым ценам при регулярных поставках». Мне кажется, мы нашли именно то, что искали!
— Адрес указан?
— Да. Амитидж, ферма Блоссом, Лоуер-Бэгнелл. Я знаю эту деревушку. Во время наших поисков мы с Анвином ее проезжали. Собирайте вещи, Ватсон! Мы немедленно туда отправляемся. И не забудьте взять с собой ваш боевой револьвер.
Я поспешно начал укладывать вещи в дорожную сумку, куда положил и свой пистолет. Уже десять минут спустя мы ехали в направлении вокзала Чаринг-кросс, по дороге ненадолго остановившись у почтового отделения, откуда Холмс послал телеграмму с сообщением о нашем отъезде инспектору Анвину, продолжавшему расследование в Лондоне.
Только уже в поезде до Уэллерби у меня появилась возможность задать Холмсу тот вопрос, ответ на который мне хотелось получить с того самого момента, как я увидел в запаянном стеклянном сосуде омерзительное тело огромной крысы.
— Скажите мне, Холмс, — проговорил я, — как удалось этому Пайперу—Брегелю получить такое чудовищное создание? Что это — естественная аномалия или продукт какого-то дьявольского научного эксперимента?
— Уверен, что в данном случае мы имеем сочетание того и другого, — ответил Холмс с озабоченным выражением лица. — Вы, я полагаю, знакомы с учением Дарвина? С тех пор как в тысяча восемьсот пятьдесят девятом году была опубликована его работа о происхождении видов, все наши представления об эволюционном процессе перевернулись с ног на голову. Это вызвало такой громкий скандал в официальных церковных кругах, что шум от него не стихает и поныне. И тем не менее в рассуждениях этого ученого есть значительная доля здравого смысла, поскольку он полагал, что в процессе естественного отбора в животном мире — к которому, Ватсон, мы должны причислить и себя — из поколения в поколение по наследству передаются прежде всего те особенности, которые позволяют данному виду выжить. А имя Мендель[63] вызывает у вас какие-нибудь ассоциации?
— Нет, — ответил я. — О таком ученом я никогда не слышал.
— Об этом австрийце знают немногие. Он был монахом и ботаником. В шестидесятые годы Мендель в монастырском саду провел серию экспериментов по перекрестному опылению садового горошка и обнаружил некоторые закономерности. На основании своих опытов он создал теорию о наследственных особенностях растений, доказав, что они определяются наличием парных элементов отцовских и материнских особей в потомстве и подчиняются простым правилам: половина их признаков передается отцовской особью, а половина — материнской.