В саду по сигналу Холмса все мы остановились и с удивлением стали наблюдать за тем, как он вынул из карманов несколько пакетиков и разложил их содержимое на земле. Среди прочего был и прекрасный кусок сырого бифштекса, перочинный ножик, моток тонкого шпагата и два небольших пузырька с какой-то жидкостью. На плоском камне Холмс отрезал тонкий ломтик мяса и побрызгал жидкостями из двух пузырьков. В ночном воздухе я различил запахи аниса и хлоргидрата. Потом он свернул этот кусок мяса в трубочку, обвязал его бечевкой и прикрепил одним концом к леске.
— Приманка, — прошептал он.
После этого, зажав один конец лески в руке так, что приманка свободно свисала с другого, Холмс, низко пригибаясь, направился к дому. Мы продолжали наблюдать за ним из-за деревьев.
Тишина стояла такая, что любой, даже самый незначительный шорох воспринимался как сильный шум. Я слышал, как ночной ветерок шуршал над моей головой листьями, и отчетливо различал журчание воды, хотя знал, что ближайший ручей протекал довольно далеко отсюда. Удары моего сердца казались мне чуть ли не звуками гонга. Лишь движения Холмса были совершенно бесшумными — он двигался по траве как тень. Силуэт его сутулой фигуры был почти невидим на фоне листвы и неясно вырисовывавшихся во тьме очертаний главного строения фермы Бедлоу. У невысокой ограды, отделявшей сад от двора, Холмс замер, и я разглядел, как он выпрямился во весь рост.
То ли это его движение, то ли какой-то неслышный для нас шорох — точно сказать не могу, — но что-то встревожило собаку. Внезапно звякнула массивная цепь, и этот звук отдался у меня в ушах ружейным залпом, а когда пес глухо зарычал, мне показалось, что раздался гром надвигавшейся бури. Помню, издав сдавленный стон, я решил, что все потеряно.
«Теперь, — подумал я, — в любой момент можно ждать, что распахнется дверь дома и из него выбегут Ван Брегель со своим сообщником, чтобы дать нам отпор. И если вслед за этим произойдет стычка, мы будем вынуждены обнаружить себя».
Ситуация чем-то снова напомнила мне Афганистан, где я, как помощник хирурга, слишком хорошо узнал о страшных последствиях такого рода столкновений. Однако вокруг стояла такая тишина, будто все доносившиеся раньше звуки вдруг пропали — даже шелест листвы в кронах деревьев и журчание далекого ручейка.
Холмс, распрямившийся во весь рост, казалось, застыл, его правая рука была поднята над головой. Не сводя с него глаз, я вскоре увидел, как он сделал этой рукой резкое движение вперед, из нее вылетел какой-то предмет, и, когда он упал на землю, раздался приглушенный стук. Цепь, на которой сидела собака, звякнула еще раз, но на этот раз гораздо тише. Огромный мастиф отошел на пару шагов от своей конуры, и в морозном ночном воздухе до нас донеслись звуки его довольного, слюнявого чавканья: пес сожрал заготовленную Холмсом приманку.
Стараясь сдерживать учащенное дыхание, мы еще в течение нескольких минут стояли, боясь шелохнуться, пока высокий силуэт Холмса на какое-то время не исчез из виду. Вскоре он уже был возле нас.
— Бросок получился удачный, — возбужденно прошептал Холмс. — Кусок мяса со снотворным упал прямо к морде собаки, и она тут же его проглотила. Ни один пес не может устоять против запаха аниса. Теперь, инспектор, вам понятно, для чего мне понадобилась леска? Все составное для приманки можно было купить в местных магазинчиках, за исключением, если можно так выразиться, средств доставки. — Он бросил взгляд на свои карманные часы. — Мы еще минут пять подождем, пока снотворное окажет на него действие в полной мере, и тогда двинемся дальше.
— Холмс, — тихо спросил я, — как вам удалось купить хлоргидрат без рецепта врача?
Он тихонько хмыкнул.
— Должен вам признаться, Ватсон, что некоторое время назад я на всякий случай позаимствовал у вас несколько рецептов. Подделать подпись совсем не трудно, поскольку ваш почерк настолько плохой, что достаточно черкнуть какую-нибудь закорючку[65]. Я ведь знаю, что использование вашего рецепта в благих целях не вызовет у вас возражений.
— Конечно, нет, Холмс, — ответил я; другого ответа в сложившихся обстоятельствах я, естественно, и не мог ему дать.
Пока мы разговаривали, свет в окне нижнего этажа стал ярче и зажегся в двух окнах второго этажа. Они замерцали в темноте, как два желтых глаза. Складывалось впечатление, что обитатели фермы Бедлоу собрались отходить ко сну.