В мемуарах Рудель назвал это поспешное бегство в Китцинген «блестящим воинским подвигом». Что же было на самом деле? 27 июня 1953 г. гамбургский еженедельник «Ди цайт» писал: «Рудель улетел на последнем самолете и сдался в плен американцам. Весь наземный обслуживающий персонал аэродрома он бросил на произвол судьбы. Впоследствии, оправдываясь, он ссылался на то, что генерал Шернер приказал спасать машины».
Однако о «спасении» машин не могло быть и речи. На авиабазе в Китцингене самолеты эскадрильи приземлялись так, что выходили из строя, причем делалось это преднамеренно — ни одна исправная машина не должна была достаться американской армии. А «воинский подвиг» был не чем иным, как спасением собственной шкуры. Такова оборотная сторона легенды о «герое», созданной вокруг Руделя нацистской пропагандой.
В середине апреля 1946 г. Рудель и другие были отпущены на свободу. В то время как сотни тысяч немецких солдат еще находились в плену, асы из «Иммельман» уже делали свою послевоенную карьеру. Начали они с транспортной конторы в городе Кесфельд в Вестфалии.
«Первые крупные заказы стекольной промышленности, — писал Рудель, — из Вестфалии намеренно направлялись прежде всего в Южную Германию, другие рейсы — на север британской зоны». Было ли случайностью, что Рудель точно указал здесь главное направление маршрута «оси Б — Б» организации ODESSA, называя его «новой ареной действий эскадрильи «Иммельман»?
Через несколько лет генеральный прокурор ФРГ начал против Руделя дознание по подозрению в тайном заговоре. Как видно из архивных материалов, полковник нацистских. ВВС «отрицал оказание им крупным нацистам какой-либо помощи в организации бегства».
В 1960 г. прокуратура ФРГ была, по всей видимости, полностью удовлетворена этим объяснением. Мы же хотим вернуться к фотографии, сделанной на борту парохода, где бежавший в Аргентину Эйхман заснят с двумя господами.
Много раз мы внимательно разглядывали лица двух незнакомцев. Особенно интересовал нас человек, стоящий справа от Эйхмана. Так как он был без головного убора, можно было хорошо рассмотреть форму его головы, благодаря короткой стрижке ясно видно было слегка оттопыренное левое ухо. Легкая тень падала на глаза и правую сторону лба, но это не мешало разобрать черты лица.
Еще и еще раз обращались мы к фотографии. Улавливалось определенное сходство с кем-то, но пока это было, лишь подозрение. Мы раздобыли различные иллюстрированные альбомы, опубликованные в прессе снимки, рассматривали, сличали и сравнивали с фотографиями спутников Эйхмана.
В самом деле, сходство прояснялось и поражало. Один из спутников Эйхмана был похож на Руделя.
Но доказательств у нас не было. Их должен был предоставить нам сам Рудель. Но как? Под каким-нибудь предлогом посетить его, представиться вымышленным именем, как Поморин однажды это успешно уже проделал? Но вряд ли удастся поймать Руделя на ту же удочку.
В конечном счете родилось следующее письмо, которое за подписью одного нашего знакомого и с указанием его адреса мы направили Руделю:
«Глубокоуважаемый, дорогой господин полковник!
Мы, группа старых зенитчиков, поспорили между собой, и только Вы можете разрешить наш спор. Один из нас принес старую газету и показал фото, копию которого я прилагаю. Он утверждает, что на снимке изображены Вы, господин полковник, и я с ним согласен. Ибо я еще хорошо помню Ваши фотографии, опубликованные в доброе старое время.
Глубокоуважаемый господин полковник, мы заключили пари на ящик шампанского, утверждая, что правы мы. Пожалуйста, сообщите нам, кто же выиграл шампанское. Я особенно буду Вам благодарен, если Вы пришлете нам еще одно Ваше фото с автографом.
Сердечный привет от всех нас.
С уважением…».
С волнением ожидали мы ответа. Не была ли наша «липа» слишком грубо сработана? Или письмо оказалось написанным в тоне, который должен был понравиться бывшему «герою»?
Через неделю пришел ответ на специальном бланке со штампом отправителя — стилизованным золотым дубовым листом с скрещенными мечами и сверкающими блестками на острие.
«Дорогой господин… — писал Рудель, — фото имеет тень [!] некоторого сходства, но я сам не могу сказать, что именно такая фотография была опубликована в газете. Итак, я сказал бы: результат вашего спора — ничья! 31 марта я вновь на длительное время уезжаю в Южную Америку. Сердечный привет всем, ваш…»
В первое мгновение мы были разочарованы — ответ не содержал ни «да», ни «нет». Но потом мы обратили внимание на некоторые нюансы, которых вначале не заметили. Рудель не мог сказать, что именно такая фотография была опубликована в газете. Но «такая» действительно не была опубликована, ибо мы послали ему газетную вырезку с фотографией лишь одного похожего на него человека. Знал ли Рудель эту фотографию, которая среди прочих появилась в «Шпигеле»?