Список Е. И. Якушкина был, очевидно, точной копией того документа, которым В. Ф. Раевский обосновывал недоказанность обвинений и незаконность приговора.
Можно предположить, что Раевский, как и многие его товарищи по ссылке, передал свои записи именно Е. И. Якушкину для дальнейшего распространения. Надо ли повторять, что собрание декабристских материалов Е. И. Якушкина было уникальным, а доверие к нему всех декабристов — неограниченным? О том, что он обладает достоверным списком «самозащиты Раевского», Е. И. Якушкин известил в 1871 г. М. И. Семевского, который отвечал 25 февраля 1871 г.: «Искренне благодарю вас за сообщенную выписку о Раевских. Несмотря на то, что об этом интересном деле уже было напечатано за границей, кажется в „Полярной звезде“ 1862 г., тем не менее я непременно со временем, при удобном случае, помещу в „Русской старине“ ваше сообщение»20. В 1873 г. Якушкин уже мог свободно публиковать полный текст замечаний Раевского, не боясь повредить их автору, который скончался в 1872 г. Однако в 1861 г. еще следовало принять меры предосторожности, и поэтому перед отправкой документа в Лондон Е. И. Якушкин (или кто-либо из его друзей) заменил в «Замечаниях» Раевского первое лицо на третье, так что могло создаться впечатление, будто их писал и не В. Ф. Раевский.
Но если эта корреспонденция в «Полярной звезде» исходила от Е. И. Якушкина, то путь ее в Лондон был скорее всего такой: Якушкин — Ефремов — Гербель — Герцен и Огарев.
Подпольная почта «Полярной звезды» действовала исправно.
Глава XII
ЛИПРАНДИ В «ПОЛЯРНОЙ ЗВЕЗДЕ»
…О Россия!
Ради бога опомнись, пока еще не все средства истощены,
пока еще можно поправить зло.
Причудливая судьба действительного статского советника Липранди. Враг Вольной печати заинтересован в том, чтобы в ней напечататься. Как появились копии секретного «Мнения». П. А. Ефремов. «Дионисиево ухо»
Действительный статский советник Иван Петрович Липранди всю жизнь проклинал тот день и час, когда он согласился взяться за ответственнейшее и секретнейшее дело — разоблачение тайного союза злоумышленников, сосредоточившихся вокруг петербургского чиновника Буташевича-Петрашевского.
Само предложение заняться этим делом было признаком явного доверия со стороны министра внутренних дел графа Перовского. Этим признавались прошлые заслуги Липранди: блестящая военная карьера в юности (к 24 годам он подполковник, ветеран 1812 года и двух других кампаний, кавалер нескольких орденов), затем — один из надежнейших военных агентов (ценные агентурные сведения перед и во время русско-турецкой кампании 1828–1829 гг.), один из лучших знатоков Турецкой империи и отдельных ее частей (несколько десятков опубликованных и засекреченных военных и экономико-статистических работ, одна из лучших в Европе библиотек по восточному вопросу). С 40-годов Липранди — один из наиболее толковых и исполнительных чиновников министерства внутренних дел, отлично выполнивший несколько весьма трудных и щекотливых поручений.
«Дело Петрашевского» явно сулило чиновнику всякие блага. Липранди действовал с обычной расторопностью, как во время военных кампаний или в турецком тылу. К петращевцам засылается провокатор Антонелли, достаточно образованный, чтобы понять, о чем они говорят. 3а время слежки с его помощью добываются обширные разоблачительные сведения. И наконец, в ночь на 11 апреля 1849 г. 39 человек арестованы, доставлены в III отделение и вскоре осуждены. 21 преступник — Петрашевский, Спешнев, Достоевский и другие — ждут утром 22 декабря 1849 г. расстрела, но «в последний миг» расстрел заменяется каторгой.
Казалось бы, дело сделано как нельзя лучше. Преступники раскрыты. Царь и начальники довольны. Но именно это дело положило конец карьере Липранди и привело к его опале, такой опале, что несколько лет спустя он записал: «Каждый лишенный прав состояния каторжник имеет путь предъявлять свои вопли и закон ему внемлет, но его, Липранди, никто не хотел и слушать, и это продолжается и до сих пор»1.
В другом месте он восклицает: «Казнь Липранди совершена не на основании закона, а закулисно»2.
Было несколько причин такого необыкновенного поворота событий.
Нашлись люди, и довольно влиятельные, которым чрезмерное усердие Липранди не понравилось. Эти люди отнюдь не жалели о петрашевцах, но им не нравилось, что Липранди своими действиями задевал их ведомства.
Недовольно было III отделение («общество» открыл чиновник другого ведомства — министерства внутренних дел).
Недоволен был Муравьев-вешатель (министр государственных имуществ) и кое-кто из других высших сановников (среди замешанных оказались их подчиненные).
Поэтому не следует удивляться, что даже Л. В. Дуббельт, второй человек в III отделении, заседая в следственной комиссии, был мягок и старался уменьшить значение общества Петрашевского.
Сам Липранди же, понятно, всеми силами стремился доказать, что он открыл действительно серьезное и опасное тайное общество. Для этого 17 августа 1849 г. он подал специальное «Мнение» в Комиссию о злоумышленниках и приложил к нему выдержки из множества документов, изъятых у преступников.
Вот это самое «Мнение» вместе с приложениями, несмотря на то что на каждом стоял гриф «совершенно секретно», и попало 12 лет спустя в VII книгу «Полярной звезды».
Основную мысль этого обширного документа И. П. Липранди сформулировал следующим образом: «Это вовсе не какой-нибудь мелкий заговор, образовавшийся в нескольких разгоряченных головах <…>. Я постепенно дошел до убеждения, что в деле этом скрывается зло великой возможности, угрожающее коренным потрясением общественному и государственному порядку».
Липранди был прав. Петрашевцы действительно угрожали «потрясением порядку». Но, имея уже революционеров в своих руках, влиятельные люди были не склонны поощрять чиновника, и его «Мнение» не было одобрено, что, впрочем, ничуть не помешало комиссии, а затем царю, вынести петрашевцам суровый приговор.
В своей «Записке о службе», представляющей своего рода автобиографию, Липранди подробно повествует о собственных мытарствах: за дело Петрашевского он был представлен к ордену св. Анны 1 степени, «но здесь Комитет министров не удостоил его этой награды, как бы находя, что не следовало так отчетливо открывать злоумышленные общества <…>. Один из бюрократов при получении им этого представления выразился, что он <Липранди> обрызган кровью»3.
Был пущен слух, будто Липранди желал отличиться в деле Петрашевского, чтобы замять какие-то свои нечистые финансовые операции. Затем он попал в немилость, начальство принялось его теснить. В конце концов Липранди оказался в отставке и почти без средств, имя же его приобрело всероссийскую недобрую славу как благодаря осужденным, так и по милости его коллег-недоброжелателей. Герцен и Огарев избрали И. П. Липранди мишенью для обстрела, видя в нем символ всей мрачной полицейской системы.