После такого испытания храбрости Зигмунд берет мальчика с собой в лес. Однажды, возвращаясь с охоты, они находят на стене своей хижины две висящие волчьи шкуры. Два королевских сына после смерти были превращены в волков и могли освободиться от своих шкур только на десять дней. Зигмунд и Зинфьётли одевают волчьи шкуры, но снять их не могут. Они идут в разные стороны, договорившись, что каждый обратится к другому за помощью только в том случае, если на него нападут сразу более семи человек. Однажды Зинфьётли был призван на помощь и убил всех, кто напал на Зигмунда. В другой раз напали на Зинфьётли, но он сам убил всех врагов, не обратившись к Зигмунду за помощью. Тогда Зигмунд бросился на него и перегрыз ему горло, но некоторое время спустя вылечил его. Они добрались до своей хижины и решили ждать, пока им не удастся освободиться от волчьих шкур. Этот эпизод завершает посвящение Зинфьётли, который теперь может отомстить за смерть родных5.
Присутствующие здесь темы посвящения очевидны: испытание храбрости, стойкость перед физическими страданиями и, наконец, магическое превращение в волка. Превращение в волка, то есть ритуальное переодевание в волчью шкуру, составляло главный элемент посвящения в «мужской союз». Одев шкуру волка, человек перенимает волчьи повадки, иначе говоря, становится диким воином, непобедимым и неуязвимым. «Волк» — таково было прозвище членов индоевропейских воинских братств. Сценарии героических посвящений можно обнаружить и в других Сагах. Так, например, в Саге о Греттире Сильном герой спускается в могильный курган, где находится драгоценное сокровище, и поочередно борется с призраками, двенадцатью берсерками и медведем6. В Саге о Хролфре Краки Бёдхвар убивает крылатое чудовище и посвящает своего молодого друга Хеттри, дав ему съесть кусок сердца чудовища7.
К сожалению, мы не можем подробно останавливаться на вопросах социологии, мифологии и обрядов германских «мужских союзов», блестяще исследованных Лили Вайзер, Отто Хёфлером и Жоржем Дюмезилем8, ни на других особенностях индоевропейских «мужских обществ», таких, например, как индоиранские «мериа», которые явились предметом серьезных трудов Стига Викандера и Гео Виденгрена9. Скажем только, что поведение индоевропейских воинских союзов во многом схоже с «мужскими союзами» первобытных обществ. Как у тех, так и у других, члены братств терроризируют женщин и непосвященных и демонстрируют свое «право на грабеж» — обычай, который еще встречается, хотя и в более слабой форме, в народных традициях Европы и Кавказа10. Грабеж, особенно угон скота, уподобляет членов братства хищникам. В германском братстве Вютенде Неер или в сходных ритуальных организациях лай собак (= волков) является частью неописуемого шума, в котором смешаны самые несовместимые звуки. Эти шумы играют важную ритуальную роль: они готовят буйное исступление (экстаз) членов «мужского союза»11. Мы видим, что в первобытных культах шум трещоток рассматривался как голос Сверхъестественных Существ. Это был знак их присутствия среди посвященных. В германских и японских братствах странные шумы, как и маски, означали присутствие Предков, возвращение душ умерших. Испытание состояло во встрече посвящаемых с мертвыми, которые перед зимним солнцестоянием возвращаются на землю. Именно зимой посвященные могут превращаться в волков. Иначе говоря, зима — время года, когда члены «мужского союза» способны отойти от своего обыденного состояния и приблизиться к сверхчеловеческому, общаясь с Предками и приобретая их магию.
Впрочем, превращение в хищника не было прерогативой воинов: мы встречаемся с ним в тайных африканских обществах, которых называли «Леопард». Феномен ликантропии засвидетельствован во всем мире. Кроме того, ритуальная имитация поведения хищников встречается в некоторых социо-религиозных контекстах, не имеющих ничего общего с воинскими братствами, и даже в женских объединениях.
Что касается африканских обществ «Леопардов», то в них, как во многих формах ритуальной ликантропии, речь идет о феномене, связанном с магией большой охоты, — имитация хищного животного, по преимуществу, охотника. Тюрко-монголы Центральной Азии считали поведение хищника образцом, по которому они вырабатывали свою военную стратегию. Мифический предок Чингиз-хана был серым волком, и великий завоеватель максимально использовал способ нападения волчьей стаи. Аналогичную мифическую тему можно обнаружить в необычных именах и генеалогиях различных индоевропейских и азиатских народов. Такие племенные имена, как Лувены, Гирпины, Дахи, Гирканцы и др., означают, что эти народности произошли от Героя-Волка и могут вести себя как волки — свирепые воины, дикие звери. Все это скорее относится к мифологии войны, и различные имена «народов-волков», быть может, говорят о военном клане или группе воинов, завоевавших некогда территорию и ассимилировавшихся с ее коренными жителями, дав тем самым всему народу свое имя воина-хищника.
Но нас более всего интересует возможность определить структуру посвящения, благодаря которому молодой человек становится воином — хищным животным. Воинское испытание — это почти всегда личный бой, который ведется таким образом, чтобы вызвать у неофита «буйство берсерка». Потому что одной храбрости здесь мало. Берсерком же становятся не только благодаря храбрости, физической силе или упорству, для этого надо выдержать магически-религиозное испытание, которое радикально меняет поведение воина. Он должен преобразить свою человеческую сущность, продемонстрировав агрессивное и устрашающее исступление, которое отождествляет его с разъяренными дикими животными. Он «разогревается» до наивысшей степени, его захватывает таинственная сила, нечеловеческая и неодолимая, так что боевой порыв исходит из самой глубины его существа. Древние германцы называли эту силу «Вут» — термин, который Адам Бременский переводил как «ярость» (furor). Это своего рода демоническое безумие, которое повергает в ужас и парализует противника12. Ирландский ferg («гнев»), гомеровский «менос» — почти точные эквиваленты того же устрашающего сакрального состояния, характерного для героических поединков13. Ж. Вендрие14 и Мария-Луиза Сьёстедт15 показали, что некоторые определения «героя» на древне-ирландском языке соотносимы со словами «пыл, возбуждение, напряжение». Как пишет М.-Л. Сьёстедт, «герой яростен, одержим собственной бурной и обжигающей энергией»16. Во многих своих работах, особенно в «Гораций и Куриации» Жорж Дюмезиль блестяще интерпретирует все эти выражения героического пыла, доказывая их связь с испытаниями воинского посвящения.
Посвящение Кухулина
Сага о юном герое Кухулине великолепно иллюстрирует неожиданное возникновение «бурной и обжигающей энергии». Старо-ирландский текст «Tain Во Cuâlnge» («Книга бурой коровы») рассказывает, что Кухулин, племянник короля Ульстера Конхобара, однажды услышал, как его учитель друид Катбад говорил: «Если маленький мальчик возьмет сейчас в руки оружие, он станет блистательным и знаменитым, но проживет короткую жизнь и скоро умрет». Кухулин, услыхав это, попросил у своего дяди оружие и повозку и направился к замку Нешта, злейшего врага королевства Ульстер, чтобы сразиться с тремя королевскими сыновьями, которые считались непобедимыми героями. И маленький мальчик разбил их войско, а самих обезглавил. Колдунья предупредила короля, что этот подвиг настолько вдохновил Кухулина, что юный герой может перебить всех его воинов. Тогда король решил отправить к Кухулину множество голых женщин. И далее в тексте: «Толпа молодых женщин вышла ему навстречу и показала ему свою наготу. Но он спрятал лицо, отвернувшись к стенке повозки, чтобы не видеть наготы женщин и их стыда. Но его вынудили выйти из повозки. Гнев его был столь велик, что принесли три чана холодной воды, чтобы успокоить его. Его поместили в первый чан, но вода нагрелась в нем так сильно, что чан разлетелся, как ореховая скорлупа. Во втором чане, когда он вошел в него, вода начала так кипеть, что на ее поверхности появились пузыри величиною с кулак. В третьем чане вода достигла такой теплоты, какую выносят не все. И только после этого гнев (ferg) маленького мальчика остыл и его одели в его одежду»17.