За Пугачева была крестьянская, фабрично-заводская, городская беднота – массы, не имевшие единого идейного стержня и сколько-нибудь определенной организованности. Была бушующая стихия, но отсутствовала целеустремленная направленность на революционный переворот, который можно свершить только там, где находится правительство. Требуется кинжальный удар в центр управления страной, чтобы парализовать действие государственной машины, точнее сказать, органов управления государством.
Подобной возможности у пугачевского восстания не было. Вот если бы восстание декабристов 1825 года совпало по времени с народными волнениями типа пугачевщины, тогда еще могло бы свершиться нечто подобное Великой французской революции. Государственный переворот должен происходить на фоне большой смуты, только в таком случае он станет революционным.
Смятение умов
Для буржуазной революции необходима достаточно крепкая и претендующая на власть буржуазия; для пролетарской революции требуется как минимум немалое количество пролетариев. А вот крестьянские революции, несмотря на огромное количество земледельцев и скотоводов во всех странах (во всяком случае, до XX века), так и не свершились. Постоянно вспыхивали крестьянские восстания и бунты, переходящие порой в крестьянские войны. Но последний шаг – к победоносной крестьянской революции – так и не был сделан.
Пример Франции в этом отношении красноречив. Ведь уже «блестящее» царствование Людовика XIV привело к тому, что начались бунты, которые продолжались практически во все время правления следующего Людовика и особенно обострились после неурожайного 1774 года. Позже, при улучшении урожаев, волнения пошли на спад, но не прекратились. Так что смута продолжалась достаточно долго и Великая революция стала, по существу, ее переходом на новый уровень. Без этих бунтов она бы не свершилась. Но и без государственного переворота, который произошел в Париже, волнения народа были бы в конце концов подавлены если не силой оружия, то благодаря либеральным реформам.
Когда в России в середине XIX века стала назревать революционная ситуация, царское правительство сумело ее преодолеть без серьезных социальных потрясений, путем реформ. Эта мера помогла избежать крупных народных волнений, но революционные идеи проникали в российское общество не снизу, а сверху, из среды наиболее просвещенных граждан. Дело тут не столько в тex или иных политических группировках и партиях, а в том, что не народ, а именно наиболее просвещенные граждане в большинстве своем были настроены против самодержавия. Одни мечтали его ограничить парламентом, другие выступали за парламентскую республику, третьи – за полное свержение существующего государственного строя.
В этих условиях едва ли не самыми консервативными социальными слоями были, помимо небольшой правящей прослойки, крестьяне. Революционные идеи находили отклик в умах наиболее образованных рабочих.
В своих замечательных «Записках революционера» П.А. Кропоткин свидетельствовал, что ему приходилось с большой опаской подводить сезонных рабочих, среди которых он вел народническую пропаганду, к мысли о возможности свержения царской власти. Приходилось делать упор главным образом на просветительские беседы, одновременно переходя на социальные темы. Среди квалифицированных заводских рабочих делать этого не требовалось, потому что они неплохо разбирались в политэкономии и революционных идеях.
Как о типичном эпизоде Кропоткин рассказал о случае с народником Сергеем Кравчинским. Он и его товарищ, идя по дороге, попытались завести с нагнавшим их мужиком на дровнях разговор о тяжких податях, произволе чиновников и необходимости бунта. Мужик стал погонять лошаденку, агитаторы поспешили за ним, продолжая толковать о податях и бунтах, пока мужик не стал стегать лошадь, чтобы она вскачь умчала его от народников.
Кстати сказать, и Кропоткина выдал жандармам кто-то из рабочих-ткачей, среди которых он вел пропаганду. Никаких решительных выступлений рабочего класса таким путем добиться не удалось.
Еще один вид деятельности революционеров – террористические акты – тоже оказался бесполезным. Идеологи таких акций (хотя и не всегда – исполнители) понимали: таким образом невозможно запугать, а тем более свергнуть существующий строй. Однако можно было добиться ответных репрессивных действий правительства, ужесточения режима, а значит, и более благоприятной революционной ситуации.