Правительственный отчет показывает, что путешественники странствовали маленькими группами в два-четыре человека; партия в двенадцать человек была редкостью. Большими сборищами бродили одни только туги. Поэтому удивляться их успехам не приходится, тем более что они не отличались особой разборчивостью, а убивали всех, кого могли — богатых и бедных, а бывало, что детей и женщин. «Сезон» длился шесть-восемь месяцев. В один такой сезон с полдюжины шаек в округах Банделкханда и Гвалиура насчитывали в своем составе 712 бандитов и задушили 210 человек. В шайках Мальвы и Хандеша в один сезон было 702 разбойника, убили они 232 человека.
Тысячи тугов наводняли Индию в течение многих лет. Они сделали свое ремесло наследственной профессией, обучая ему сыновей и внуков. Подростки получали полные права в шайках, достигнув шестнадцати лет; ветераны продолжали заниматься своим делом даже в семьдесят лет. Что же привлекало людей в этих убийствах, что к ним манило? Очевидно, часто играли свою роль религиозные соображения, еще чаше — стремление к легкому обогащению, но есть также все основания считать, что наиболее притягательную силу тут имел спортивный интерес. Разбойник-душитель готов был терпеливо бродить под палящим индийским солнцем неделю за неделей, покрывая в среднем девять-десять миль в сутки, ради одной надежды найти себе добычу и утолить свою алчную жажду крови.
В отчете описывается немало случаев, когда человек, вкусивший величайшую радость охоты на человека хоть однажды, впоследствии уже не мог удовлетвориться скучной, монотонной жизнью без преступлений и убийств. Приведу признание одного туга: «Мы дошли до Курнала и встретили бывшего туга по имени Джануа, старого нашего товарища. Теперь он стал бродячим нищим, святым человеком. Он пришел к нам на постоялый двор и, плача от радости, вернулся к своему старому ремеслу».
Крупный индийский вельможа принял туга Рамзама к себе на службу и дал ему власть над пятью деревнями: «Я прекрасно одевался, разъезжал на собственном коне, имел под началом двух солдат, писца и деревенского стражника. В течение трех лет я ежемесячно посещал все эти деревни и никому даже в голову не приходило, что я принадлежу к секте тугов». Впоследствии Рамзам занял еще более высокий пост. Он управлял территорией в десять квадратных миль и имел военную охрану из пятнадцати человек. Но британские власти узнали о его тайных делах и так прижали его к стенке, что он вынужден был во всем сознаться — и даже согласился выдать своего дружка и компаньона Бахрама, душителя с самой грозной репутацией: «Я пошел в дом, где ночевал Бахрам (частенько водил он наши шайки!). Я разбудил его, он хорошо меня знал и вышел ко мне. Ночь была холодная и под предлогом того, что мне хочется погреться, я разжег костер. Мы сидели и грели руки, стража обступила нас кольцом. Я сказал стражникам: «Это Бахрам», и они схватили его, как кошка хватает мышь. Тогда Бахрам сказал: «Я туг, и отец мой и дед были тугами, и я со многими ходил в походы!»
Не менее любопытно и другое. У шаек душителей были свои собственные кладбища. Они не любили убивать и хоронить где попало, по воле случая. Они предпочитали выжидать, чтобы заманить жертву как можно ближе к одному из своих кладбищ-«бхилов». В небольшом королевстве Ауде, равном по размеру половине Ирландии, у душителей было 274 кладбища. Они были разбросаны вдоль дороги на протяжении 1400 миль, попадаясь в среднем через каждые пять миль, и британские власти разыскали все эти кладбища и нанесли их на карту.
Банды Ауды редко покидали пределы своего княжества, но на своей земле их дела шли превосходно. У каждого из четырех вожаков аудских банд на счету было не менее 300 убийств, а у пресловутого Рамзама, выдавшего потом Бахрама — 604. В списке самого Бахрама насчитывалась 931 жертва, но ему для этого понадобилось целых сорок лет. Еще более удачливым был Фатх-хан. На его счету было 508 жертв за 20 лет, и он был еще молод, когда британские власти прервали его деятельность»! 1 1].
Здесь к очерку Марка Твена следует сделать кое-какие дополнения. Прежде всего, наряду с инфильтрацией, т. е. внедрением в группы путешественников, излюбленным приемом тугов была так называемая «сладкая ловушка» в лице участницы шайки — молодой и красивой девушки. Получив сигнал от выставленных дозорных («шела») о приближении одиночного путника, дама выходила к дороге, где начинала кататься в пыли, выть, рвать на себе волосы и вообще изображать крайнюю скорбь. Разумеется, прохожий обращал на нее внимание, а девица заманивала его в придорожные заросли с помощью убедительной легенды — к примеру, что она шла по дороге с кем-то из пожилых родственников, которому стало плохо, он упал в кусты и нуждается в помощи. Если сердобольный путник откликался на просьбу о помощи и сходил с дороги, то в зарослях его встречали душители («бхуттотахи»). О таком приеме упоминал в своих записках еще французский путешественник Тевено, побывавший в Индии в XVII веке. По его словам, «все дороги между городами Агра и Дели кишели этими обманщиками-тугами».
Упомянув в самых общих чертах о технологиях удушения, Марк Твен не отметил, что используемый для этого роковой платок — «румаль» в умелых руках представлял собой оружие широкого назначения. Как правило, в один из его концов вшивали грузик, чаще всего серебряную монету достоинством в одну рупию, которая при удушении ломала жертве хрящи гортани. Если жертва сопротивлялась, то румаль мог быть использован, чтобы захлестнуть им торс или конечность противника. Тугам были ведомы и контрудушающие приемы на случай внезапной ошибочной встречи с собратом-душителем. Хотя мастера боевых искусств Китая, познакомившиеся с приемами тугов, ставшими достоянием гласности, уже в XX веке пришли к выводу, что правильно проведенный захват румалем фактически исключает возможность противодействия даже со стороны мастера ушу.
Кроме петли, туги применяли в качестве бескровного, но смертоносного оружия еще и яды, которые подмешивали в общий котел для идущих с ними путешественников в условленном для привала месте. Наконец, «страховкой» тугов на случай встречи с сильным человеком либо умелым бойцом являлись их ритуальные кинжалы. Воззрения тугов допускали практически бескровное убийство человека ударом кинжала в затылочную ямку у основания черепа. Другие способы убийства кинжалом они считали возможными на практике, но недостойными самой религии тугов, ибо проливавшаяся при этом на землю кровь жертвы была в их глазах прямым оскорблением богини Кали.
Еще одним священным орудием, но отнюдь не оружием тугов считались освященные в их храмах мотыги, отлитые из серебра, снятого с тел убитых ими жертв. Всякий раз, собираясь в поход, туги возносили молитву Кали, а затем подкидывали эти мотыги вверх. В зависимости от того, как они падали на землю, туги решали, в каком из направлений им следовало идти. После очередного удачного убийства, предав свою жертву земле, туги обязательно возносили молитву Кали, выкладывая мотыги по соседству с засыпанными могилами.
Заслуживают упоминания и финансовые правила, принятые в шайках тугов. Если их составляли члены одной многочисленной семьи или жители одной деревни, то вся их снятая с убитых добыча шла в общий котел. Но в тех группах, где верховодили авторитетные вожаки вроде Рамзама или Бахрама, строгая иерархия соблюдалась и при церемонии дележа добычи, именовавшейся «ягми». Наибольшую ее часть получали по старшинству главари («гимадеры»), затем душители («бхуттота-хи») и, наконец, остатки шли дозорным и могильщикам. Разумеется, каждый удачный поход завершался щедрыми дарами наставникам — гуру и храмам Кали.
Как и многие другие тайные общества убийц, организация тугов с ее жестокой дисциплиной и обетами молчания вызывала у простых индусов суеверный страх и не имела сколько-нибудь серьезных противников до начала XIX века, когда британские колонизаторы установили свой военно-полицейский контроль над всем Индостаном вплоть до самых отдаленных уголков. Превращение Индии в британскую колонию ускорило развитие ее рынков, ремесел и торговли, которым бесчинства тугов, впрочем, как и обычных шаек разбойников, наносили немалый урон.