1) общая политическая амнистия;
2) свобода печати, мирной социалистической пропаганды, свобода обществ;
3) расширение земского и городского самоуправления.
Этой ценой исполнительный комитет должен был дать обязательство не производить террористических покушений до и во время коронации. Мы с Николадзе несколько раз переговаривались об этих условиях, переделывали их, дополняли. Я, конечно, говорил ему, что мне необходимо перетолковать с товарищами, но в действительности мне не с кем было и толковать… Я твердо решил приложить все усилия, чтобы уговорить русский жалкий центр Веры Фигнер принять предлагаемые условия. Нам прямо валился с неба подарок. От чего мы должны отказаться? От террора, на который все равно не было сил. А взамен этой фиктивной уступки мы получали ряд реальных ценностей, и каких!
В конце концов мы столковались с Николадзе на вышепомеченных условиях. Он извещал Воронцова о ходе переговоров, но делал ли это лично или через Бороздина — не знаю. Оба мы были чрезвычайно довольны и вместе мечтали о будущем, которому оказали такую услугу своими переговорами. Мы с Николадзе с каждым днем сдружались, оба веселые и довольные.
Но только наши прекрасные дни оказались очень непродолжительны. Однажды прихожу я к Николадзе и застаю его мрачным и встревоженным. Он сообщил, что произошло нечто непонятное и, очевидно, очень скверное. Какой-то единомышленник извещал его из России: «Прекрати переговоры и немедленно возвращайся, иначе угрожают большие неприятности». Оба мы ломали голову, что может означать такой переворот, но мне только месяца через два пришлось узнать печальную разгадку тайны. Разгадка же тайны состояла в предательстве нашего товарища Сергея Де-гаева. Арестованный 20 декабря 1882 года, он вступил в переговоры с жандармским подполковником Судейкиным, сделался его единомышленником и выдал ему всех и вся, раскрыв подробно все жалкое положение партии. Выпущенный под видом побега, он стал главой партии, оставаясь агентом охранной полиции, которая посредством него держала в руках все злополучное народовольчество.
Правительство боялось комитета и потому готово было идти на уступки. Но вот глаза его раскрылись, и оно увидело, на краю какой колоссальной глупости оно чуть-чуть не очутилось. Моментально ударили отбой, и Николадзе мог легко попасть под подозрение, что он дурачил правительство и сознательно вовлекал его в такую невыгодную сделку» [27].
Итак, переговоры «Священной дружины» с «Народной волей» не дали результатов. А вот Департамент полиции достиг больших успехов в разгроме революционного подполья. 20 декабря 1882 года в Одессе была арестована типография «Народной воли», а вместе с ней и Сергей Дегаев. Вступив в сговор с жандармом Судейкиным, Дегаев выдал ему Военную организацию «Народной воли» и помог задержать Веру Фигнер 10 февраля 1883 года.
Тогда же, в январе 1883 года один из лидеров российской политэмиграции князь П. А. Кропоткин был приговорен судом французского города Лиона к пяти годам тюрьмы. Французская юстиция сочла Кропоткина духовным вдохновителем и организатором группы анархистов «Черная банда», которая весь 1882 год терроризировала грабежами и поджогами окрестности Лиона. Банда была разгромлена после того, как один из ее участников, некий Сивост, 23 октября 1882 года бросил бомбу в зал ресторана при лионском театре «Белькур», где, по его мнению, «собирались одни буржуазные свиньи». Сивосту отрубили голову на гильотине, его подельщики-бое вики отправились на каторгу в Кайенну в Гвиане, прозванную «сухой гильотиной». Кропоткина же, обвинения против которого были явно натянуты, досрочно освободили в начале 1886 года благодаря хлопотам всемирно знаменитого писателя Виктора Гюго и других деятелей французской культуры.
Таким образом, к концу 1882 года революционное движение, противником которого числила себя «Священная дружина», было почти полностью подавлено российской тайной полицией. А сама «Дружина», в деятельности которой все более преобладали корыстно-авантюристичные мотивы, приобрела самую скверную репутацию в российском общественном мнении. По признанию С. Ю. Витте, «в «Дружину», как и в любую другую создаваемую сверху организацию, направилась всякая дрянь, которая на этом желала сделать карьеру». Первый историк «Народной воли» В. Я. Богучарский вспоминал в начале XX века: «Контингент агентов «Дружины» вербуется из гвардейских офицеров, золотой молодежи, отличившихся приказчиков и пр. Приглашения вступить в «Дружину» за подписью Воронцова-Дашкова рассылаются в большом количстве и очень многих ставят в безвыходное положение». Любопытное упоминание о «Дружине» содержит запись из дневника ее участника В. Н. Смельского, датированная еще ноябрем 1881 года: «На днях прочел в берлинской газете о том, что члены нашей «Дружины», получая громадные деньги, тратят их на проституток и выпивку…» [28].
Не удивительно, что к концу 1882 года «Дружина» сделалась мишенью для критиков и слева и справа. Так, великий сатирик М. Е. Салтыков-Щедрин в очерках «Письма к тетушке», публиковавшихся в самом читаемом тогда в России журнале «Отечественные записки», саркастически именовал «Дружину» «Обществом взволнованных лоботрясов». А обер-прокурор Святейшего Синода К. П. Победоносцев 23 ноября 1882 года отправил Александру III примечательное письмо: «Нельзя дальше терпеть государственного обмана… На деньги Вашего Величества совершаются такие дела, которые можно приписать или злодейскому умыслу, или крайнему безумию. Озираясь вокруг, я убеждаюсь все больше и больше, что как бы ни была велика опасность Вашему Величеству от заговорщиков, еще сильнее опасность от «Дружины». Во главе «Дружины» стоят безумцы, которым дана власть повелевать, производить аресты, требовать насильственных мер. Так продолжаться не может… Официальные государственные деятели в недоумении останавливаются и спрашивают себя, где же, наконец, власть? Я знаю, что вследствие этих выходок отношения между правительством «Дружины» и законным Вашим правительством до того обострились, что вскоре законные представители власти признают свое положение в государстве невозможным»[23].
Тайные операции с царского двора
26 ноября 1882 года Александр III повелел передать все дела «Священной дружины» Департаменту полиции. Официально «Дружина» прекратила существование с 1 января 1883 года. Роспуск «Дружины» коснулся судеб ее руководителей. Граф Павел Шувалов, он же «Бобби», после неприятного объяснения с великой княгиней Марией Павловной, попросившей его «перестать подвергаться нареканиям в шпионстве», вынужден был уйти из адъютантов ее мужа великого князя Владимира Александровича. Правда, уже через два месяца Шувалов сделался царским флигель-адъютантом. Свое недовольство чрезмерным самовластием «Дружины» Александр III высказал и И. И. Воронцову-Дашкову.
Однако прекращение существования организации не означало свертывания тайной деятельности ее участников. В мае 1883 года заграничная агентура «Дружины» была официально передана Департаменту полиции, использовавшему ее для наблюдения за деятельностью политических эмигрантов. Бывший активист заграничного отдела «Дружины» П. В. Корвин-Круковский был назначен в июне 1883 года первым заведующим созданной тогда заграничной агентуры, куда вошли его подручные «дружинники» — Юлиана Глинка, редактор мнимо-революционной газеты «Правда» Климов, а также купеческие сыновья Гордон и Гурин.
Именно «дружинник» Гурин вместе с французским сыщиком на российской службе Анри Бинта и с кадровым чиновником МВД Российской империи Петром Ивановичем Рачковским, назначенным летом 1884 года вместо Корвин-Круковского новым заведующим заграничной агентурой, в ноябре 1886 года учинил полный разгром типографии «Народной воли» в Женеве. После того как Рач-ковский при посредничестве Бинта убедился, что полиция кантона Женева не имела законных оснований для прекращения работы типографии, началась откровенная уголовщина.
Агент Рачковского, живший в Женеве Гурин, нанял за 300 франков местного взломщика, некоего Мориса Шевалье. В ночь с 20 на 21 ноября 1886 года Шевалье взломал дверь здания типографии, внутрь которой проникли Гурин, Бинта и специально прибывшие в Женеву из Парижа Рач-ковский и его агенты Милевский и Ландезен. Усердные налетчики разбили и выбросили в Женевское озеро несколько десятков пудов свинцовых типографских литер, разбросали по чистеньким улицам города еще не сброшюрованные экземпляры «Вестника Народной воли» и сочинений Герцена, а в довершение подожгли типографию и ее склад готовой продукции. На следующий день Рачковский через «прикормленные» им французские газеты озвучил дезинформацию о том, что типографию в Женеве якобы уничтожили… рассорившиеся между собой народовольцы. В итоге их деятельность в Швейцарии была парализована, Рачковский тайным царским указом получил орден и повышение в чине, а все его помощники — денежные премии.