Деятельность этих людей не оставалась незамеченной окружающими. Не понимая сути и порой немного побаиваясь участников Движения, им придумывали разнообразные прозвища. Звучали названия: эзотерики, психонавты, погруженцы, йоги, энергетики, маги. Наиболее массовый и всем известный термин экстрасенсы непосредственно по отношению к участникам Движения почему-то не использовался. Внутри самого Движения тоже не было единого мнения, как все это назвать. Кроме психической саморегуляции говорилось о практиках работы с энергией внимания. Применялись некоторые другие названия.
О том, что существовало еще одно тайное наименование для посвященных – Движение деев, или Эргархия, я узнал от Константина только много лет спустя.
Константин был лет на пять старше меня, давно участвовал в Движении и знал многих его видных участников, чем я похвастаться не мог. Нас сблизил, с одной стороны, интерес к экзотическим магическим практикам, а с другой – стремление сохранить рационально-скептическое отношение к наблюдаемым явлениям.
Ранней осенью 2009 года я в очередной раз приехал в Москву. В столице было запланировано несколько дел. Среди них – встреча с Константином.
Мы не виделись около двадцати лет, но время от времени обменивались письмами по электронной почте. В одном из них Константин написал, что ему срочно нужно со мной повидаться. Встречу назначили у Института русского языка Российской академии наук на Волхонке, где я числился сотрудником.
Мы встретились у дверей Института русского языка. С заговорщическим видом он сказал: «Отлично, что ты нашелся. Есть дело». И увлек меня в ближайшее кафе на Гоголевском бульваре, где я нередко сиживал с институтскими коллегами. Мы провели около часа, вспоминая общих знакомых и обсуждая ситуацию в Киеве. Напомню, в 2008–2009 годах Украину сотрясал экономический и политический кризис. Пусть и не чета нынешнему, но по тем временам он казался достаточно серьезным. Затем Константин заявил:
– Теперь к делу. Я пишу тайную историю Движения деев сквозь призму своего собственного пути. Ты должен помочь мне сохранить и опубликовать ее, когда придет время.
– Но почему я? Я давно прекратил занятия и сейчас ничем, кроме лингвистических экспертиз и переводов, не занимаюсь.
– Я не могу публиковаться под своим именем. Это очередная привязка к повседневности, а мне необходимо избегать их. Ты находишься у нас в запасе, и сейчас для тебя пришло время действовать.
Я недоуменно посмотрел на него. Он подтвердил:
– Да, да. Те, кто вступил на путь деев, в отставку не выходят. Разве что у них бывает длительный отпуск, как у тебя. То, что ты больше не показываешься в наших кругах, можно считать скорее преимуществом, чем недостатком.
Представление о себе как о бойце резервного отряда Движения деев мне, разумеется, льстило, но казалось бесконечно далеким от действительности. По поводу привязок мне тут же пришла в голову строка из песни Бориса Гребенщикова с описанием обряда чод: «Идет йогин на кладбище отсекать привязанности». Между тем Константин продолжал:
– И потом, ты большую часть времени живешь в Германии. У вас там спокойно. Ты сможешь без особых усилий сохранить рукописи и опубликовать их, когда придет время. Возможно, и с финансированием что-то организуешь. А со мной может произойти всякое.
«Ну вот, – подумал я. – Наконец прозвучали более здравые аргументы».
– А когда, ты считаешь, придет время?
– Я должен пройти этап Двойки, а весь мир при этом переползет из Единицы в Двойку. Тогда и опубликуешь.
– Что еще за Двойка и Единица?
– Наберись терпения. Прочтешь первую часть истории и поймешь. Сейчас я пускаться в объяснения не буду.
Я был заинтригован и согласился. Сказал Константину, что нам нужно держать связь по телефону и электронной почте. Если он передумает и решит опубликовать историю раньше самостоятельно, он должен мне сообщить. Он кивнул: «Разумеется».
В потоке повседневных дел я начал потихоньку забывать о нашей беседе. И тут, по прошествии шести лет, Константин позвонил мне и объявил: «Первая часть готова». Вскоре после этого по электронной почте пришел сам текст. Выполняя обещание, я его публикую.
Рукопись выходит в основном в авторской редакции. Это почти документальное повествование в жанре, который можно было бы в духе нынешних тенденций назвать аугментированной реальностью.