Возвращаемся к сказаниям хлыстов. Когда «истинная вера людей божьих» от проповеди Ивана Тимофеевича Суслова, с его богородицей и двенадцатью апостолами, стала распространяться, дошло будто бы о том до ведома царя Алексея Михайловича. По его велению, Ивана Тимофеевича схватили с сорока учениками и привезли в Москву. Здесь подвергли их розыску, и самого Суслова и учеников его пытали. Одному ему было дано столько кнутов, сколько всем сорока ученикам вместе, но судьи ничего ни от него, ни от учеников не узнали, никто из них ни слова не сказал, в чем состоит их учение. Тогда будто бы царь Алексей Михайлович велел их допрашивать самому патриарху Никону, но и тот ни в чем не успел, не открыли ему своей веры Иван Тимофеевич и ученики его. Передал их царь Морозову, самому ближнему своему боярину. Морозов будто бы понял святость Ивана Тимофеевича и уклонился от дальнейшего производства дела под предлогом болезни. Оно передано было князю Одоевскому (Никите Ивановичу?), который в московском Кремле на Житном дворе, где поставлена потом церковь Благовещения, пытал Ивана Тимофеевича. Жег его князь Одоевский на малом огне, повесив на железный прут, потом жег в больших кострах. Но огонь его не касался, и с Житного двора Иван Тимофеевич вышел ничем невредим. После того пытали его на Красной площади, у Лобного места, наконец распяли на кремлевской стене, подле Спасских ворот, идя в Кремль направо, где после того была поставлена часовня. Когда Иван Тимофеевич испустил дух, приставленная стража из стрельцов сняла его со креста в четверг, а в пятницу похоронили его на Лобном месте в могиле со сводами. С субботы же на воскресенье он воскрес при свидетелях и явился ученикам своим в подмосковном селе Пахре. Здесь он по-прежнему учил людей божьих. Опять сведал про него царь Алексей Михайлович, опять велел взять в Москву на муки. Снова был предан Иван Тимофеевич страшным пыткам и снова распят на кресте, на том же самом месте, у Спасских ворот. Тут с него содрали кожу, но одна из учениц его покрыла тело чистою простыней, и произошло чудо: простыня обратилась в новую кожу, и Иван Тимофеевич опять остался ничем невредим. Однако умер во второй раз на кресте, но во второй раз и воскрес на третий день, также в воскресенье. С того времени он приобрел еще больше последователей. Они звали его «стародубским христом». Молва усилилась, и Суслов в третий раз был взят по повелению царя Алексея Михайловича и в третий раз обречен на мучения. Это случилось, говорят хлысты, в то самое время, как царице Наталье Кирилловне пришло время разрешиться от бремени царевичем Петром Алексеевичем (стало быть, в 1672 году). Царице было пророчество, что она в таком лишь случае разрешится благополучно, если освободят от мук Ивана Тимофеевича. Царь велел его освободить.
С тех пор Иван Тимофеевич, говорят хлысты, тридцать лет прожил в Москве спокойно, распространяя тайное учение людей божьих (стало быть, до 1702 г.). Московский «дом божий», устроенный им по подобию костромского горнего Иерусалима Данилы Филипповича, находился за Сухаревою башней, на месте, принадлежавшем князю Михаилу Яковлевичу Черкасскому, и назван был Новым Иерусалимом. Сюда в 1699 году пришел из Костромы к «возлюбленному сыну своему» Ивану Тимофеевичу господь саваоф, верховный гость Данила Филиппович, на сотом году своей жизни. Здесь он много беседовал с сыном своим за столом, который до 1845 г., как святыня, сохранялся у московских хлыстов.[48]
По рассказам их, из этого дома 1-го января 1700 года, в Васильев день, Данила Филиппович, после долгого радения, в виду всех собравшихся в Новый Иерусалим хлыстов, вознесся на небо. Потому, говорят они, с этого дня и стали считать новый год. Вскоре после вознесения Данилы Филипповича, Иван Тимофеевич должен был бежать из Москвы.
48
Он поступил в кабинет раскольничьих вещей в министерстве внутренних дел. На одной доске стола написаны были портреты Данилы Филипповича и Ивана Тимофеевича в виде образов. Там же взяты вериги Ивана Тимофеевича и другие предметы почитания хлыстов.