Кристи разозлилась, впрочем, скорее на себя, чем на Миру. Как наивна она была! Ей-то казалось, что достаточно стажа и имени, чтобы иметь полную свободу писать все, что хочешь.
Как она ошибалась! Десять лет работы на «Горизонт» оказались мыльным пузырем — большим, блестящим и непрочным.
А Мира Бест сейчас поднесла иголку к этому пузырю.
— Что же это такое? — скорее для приличия поинтересовалась Кристи.
— «Горизонт» стал слишком экстравагантным журналом, — начала Мира. — Нашим читателям неинтересны сомнительные эксперименты и никому не известные японские модельеры, которые не сегодня-завтра разорятся.
Кристи фыркнула, но сдержалась.
— Мы должны больше писать об известных фирмах, — продолжала Мира, — тех, кого публика знает, чьи вещи покупает.
— Конечно, ведь они дают рекламу на наших страницах! Все правильно: рука руку моет, — тихо сказала Кристи.
— Реклама здесь ни при чем, — как отрезала Мира. — И если ты еще когда-нибудь заикнешься, что рекламодатели могут диктовать мне свои условия, ты будешь уволена. И можешь менять профессию.
В этом Кристи не сомневалась. У Миры везде были прочные связи еще со времен Адама. У Кристи же, кроме хорошего понимания тенденций моды и таланта журналиста, не было ничего.
— Я надеюсь, мы поняли друг друга? — жестко спросила Мира.
— Совершенно.
Мира продолжила свою, похоже, заранее приготовленную речь:
— «Горизонт» считается одним из лучших журналов мод, поэтому естественно, что известные модельеры дают рекламу именно на наших страницах. Разве они не сумеют придумать что-нибудь новое и интересное? Взять хотя бы Питера Хаттона. — Мира запнулась и пристально поглядела на Кристи. — Ты не согласна?
— Я не видела его последних работ.
Мира слегка покраснела.
— Кристи, у тебя острый ирландский ум. Пойми же наконец, что нам лучше быть союзниками, чем врагами.
— Шотландский, — поправила Кристи.
— Что?
— Может быть, у меня ум и острый, но он шотландский, а не ирландский.
— Не важно, — нетерпеливо прервала ее Мира. — Главное — то, что направление «Горизонта» теперь изменится. Мы будем писать о модельерах и ювелирах, чьи вещи продаются в лучших магазинах Парижа, Нью-Йорка, Рима, Лондона, Лос-Анджелеса и Токио, а не о никому не известных японских или латиноамериканских кустарях.
Кристи приказала себе молчать, но не сдержалась:
— Вряд ли кто-нибудь назовет Питера Хаттона одним из лучших модельеров мира. Последнее время дела его идут неважно.
— Ерунда.
— Ой ли? Цены в его магазинах падают, промышленники отказываются использовать его разработки, и ходят даже слухи, что…
— Ерунда, — резко перебила ее Мира. — О модельерах часто ходят всякие нелепые слухи. Питер Хаттон признан одним из лучших модельеров Америки. Его фирменный знак можно увидеть повсюду.
— Вот именно, повсюду.
Мира поморщилась. Она поняла намек Кристи: нельзя быть элитным модельером и в то же время продаваться по всей Америке.
— Питер скоро представит новую, совершенно потрясающую коллекцию. — Мира решила не обращать внимания на скепсис Кристи. — Я уже видела наброски и уверена, что коллекция будет иметь большой успех. «Горизонт» должен написать об этом большую статью.
Кристи понимала: она уже не хозяйка самой себе. Мира заранее решила, как «Горизонт» должен оценить новую коллекцию. Бездарный, давно выдохшийся Хаттон должен получите восторженный отзыв.
— Я знаю, у тебя получится. Смелость и необычность замысла Хаттона сможешь оценить только ты, с твоим вкусом и талантом. — Мира была уверена в согласии Кристи.
Кристи хотела было отказаться, но вспомнила о Джо-Джо.
«Джо-Джо, во что ты меня втянула?! Послать бы эту сушеную воблу подальше! Но я не могу. Мне остается надеяться только на то, что я сумею найти новую работу прежде, чем она сумеет разрушить мою репутацию. Или надеяться, что Питер Хаттон действительно изобразил что-то необычное. Но это было бы чудом».
— Интересная идея, — произнесла Кристи вслух.
Это была ее обычная фраза, которой она прикрывалась, когда не знала, что сказать.
Мира улыбнулась так, будто у нее камень с плеч свалился.
— Ну что ж, я рада, что мы союзники. С такими сотрудниками, как ты, «Горизонт» будет процветать.
— А с Хаттоном ты договорилась? — спросила Кристи.
— Эми уже купила для тебя билеты на самолет.
— Разве шоу Хаттона будет не в Манхэттене?
— Предварительный показ будет там, где к нему впервые пришло вдохновение, — в Ксанаду. В своей новой коллекции он использовал мотивы искусства древних индейцев, живших когда-то в этих краях. Предоставишь мне материал через тринадцать — нет, двенадцать с половиной дней, перед основным показом в Манхэттене.
— Не так уж много времени для того, чтобы написать столь эпохальную статью!
— Эми передаст тебе вместе с билетами мои наброски. Ты успеешь просмотреть их до завтра, а не успеешь — прочитаешь в самолете. Лететь самолетом всегда скучно, как раз и развлечешься. А сейчас прошу меня извинить. — И Мира вновь вернулась к фотографиям.
Кристи вышла, не сказав ни слова.
Закрыв за собой дверь, она постояла некоторое время, пытаясь унять дрожь в руках. Глубоко вздохнула несколько раз и отправилась к себе в кабинет, размышляя над тем, что ей при новом раскладе «светит» в редакции «Горизонта».
Похоже, «светило» ей не так уж и много. Хо-вард был для нее учителем и наставником, и вряд ли его сможет кто-нибудь заменить. Люди с таким умом и безукоризненным вкусом, как у него, рождаются раз в столетие.
«Сначала Джо-Джо и Ксанаду, — решила Кристи. — Затем поиски новой работы».
Кристи ежеминутно поглядывала на часы. До вылета оставались считанные минуты.
«Ну где же ты, Ник? — думала она, — Мы не успеем даже попрощаться».
Впрочем, ей было не привыкать, Единственной настоящей страстью Ника Уоррена был бизнес. Последние три недели он провел в Лондоне, заключая очередную сделку, которая должна была добавить кругленькую сумму к его и без того немалому банковскому счету.
Кристи взглянула на часы. Оставалось всего одиннадцать минут, а Ника все не было. Наконец он появился. Обычно одетый безукоризненно, на этот раз Ник выглядел почти неряшливо: белая рубашка пропитана потом, брюки не глажены.
Он устало улыбнулся:
— Ты выглядишь замученной, Кристи. Плохо спала?
Приветствие Ника было таким же, как и он сам: вежливым и бесстрастным. Она легко поцеловала его в губы, а он чмокнул ее по-отечески в лоб.
— Привет, — натянуто улыбнулась Кристи. — Это все ерунда. Как ты слетал?
— Я знаю, ты сердилась, что я не поехал с тобой в отпуск, но, поверь, это стоило того, — ответил он довольно.
Кристи промолчала. Ник вот уже столько времени обещает провести несколько спокойных недель вместе с ней. Может быть, хоть это сдвинет их отношения с мертвой точки. Вообще-то кое-что изменилось, но не так, как хотела бы Кристи.
— Я услышал о смерти Ховарда в Лондоне. — Ник помолчал. — Сожалею.
— Мира не сожалеет. Она теперь главный редактор.
— Да, не повезло. Сейчас не очень-то легко найти новую работу. Все стали прижимистыми.
— Да. Пойдем, проводишь меня.
— Куда ты летишь? — наконец спросил Ник.
— В Колорадо, собираю материал для статьи о Питере Хаттоне.
Ник нахмурился:
— Но я же сто лет тебя не видел.
Кристи едва не сказала ему, что он сам в этом виноват, но решила не ссориться.
— Через одиннадцать — нет, теперь уже десять минут я сяду в самолет и полечу на шоу Питера Хаттона. Надеюсь, за три дня обернусь.
— Скажи лучше — за три недели, — проворчал Ник.
— Как получится.
Ник вздохнул.
— Надеюсь, это скоро кончится, — сказал он.