Вот и вся история, как все говорят, похожая на красивую легенду, сказку, которая многим кажется просто невероятной.
Необходимо отметить те разговоры, которые идут про Сталина сейчас в литер, интеллигентских кругах.
Такое впечатление, словно прорвалась плотина и все вдруг увидали подлинное лицо тов. Сталина.
Ведь не было, кажется, имени, вокруг которого не сплелось больше всего злобы, ненависти, мнений как об озверелом тупом фанатике, который ведет к гибели страну, которого считают виновником всех наших несчастий, недостатков, разрухи и т. п., как о каком-то кровожадном существе, сидящем за стенами Кремля.
Сейчас разговор:
— А ведь Сталин действительно крупный человек. Простой, доступный.
Один из артистов т. Вахтангова, О. ЛЕОНИДОВ, говорил:
— Сталин раза два был на «Зойкиной квартире». Говорил с акцентом: хорошая пьеса. Не понимаю, совсем не понимаю, за что ее то разрешают, то запрещают. Хорошая пьеса. Ничего дурного не вижу.
Рассказывают про встречи с ним, когда он был не то Наркомнац, не то Наркомом РКИ: совершенно был простой человек, без всякого чванства, говорил со всеми как с равными. Никогда не было никакой кичливости. А главное, говорят о том, что Сталин совсем не при чем в разрухе. Он ведет правильную линию, но кругом него сволочь. Эта сволочь и затравила БУЛГАКОВА, одного из самых талантливых советских писателей. На травле БУЛГАКОВА делали карьеру разные литературные негодяи, и теперь Сталин дал им щелчок по носу.
Нужно сказать, что популярность Сталина приняла просто необычайную форму. О нем говорят тепло и любовно, пересказывая на разные лады легендарную историю с письмом БУЛГАКОВА.
Уже пошли анекдоты.
Вчера, 24/V, на премьере «Три толстяка» в 1-м МХАТе опять было много разговоров по поводу письма БУЛГАКОВА. Между прочим, рассказывали еще об одном инциденте со Сталиным, очень похожем на анекдот.
Передавал это кто-то из артистов Худ. т. О. ЛЕОНИДОВУ.
Тов. Сталин был второй раз на «Отелло», сидел будто бы в ложе один. К нему подсел актер ПОДГОРНЫЙ и начал говорить, что он очень болен, что за границей хорошо лечат, там хорошие доктора, хорошо бы проехать за границу, но как это сделать?
Тов. Сталин хранил молчание». Подгорный почувствовал себя в неловком положении, думая, что Сталин обиделся. Тогда он стал говорить, что в сущности, конечно, и в СССР есть хорошие доктора, лечебницы, что можно, конечно, полечиться и в СССР.
Т. Сталин хранил молчание и не отвечал.
Тогда, уже в отчаянии, дрожащим голосом ПОДГОРНЫЙ опять переменил разговор:
— Вот Вы, тов. Сталин, кавказец, Вы там долго жили на юге, не можете ли Вы мне посоветовать, на какой курорт мне поехать?
Сталин внимательно посмотрел на Подгорного и, помолчав, вдруг отрывисто сказал:
— В Туруханский край!
Подгорный как ошпаренный выскочил из ложи.
Все это очень похоже на анекдот. Но надо заметить, что говорят об этом, подчеркивая не грубость Сталина, а бестактное поведение ПОДГОРНОГО.
Вообще чувствуется удивительное изменение т. н. «общественного мнения» к тов. Сталину.
P. S. Никого из вождей вчера на премьере не было. Все думали, что будут Литвинов и Сталин.
№ 84 от 29/IX-30 г.
В прессе промелькнуло известие о том, что в Художественном театре в ближайшее время состоится постановка инсценировки «Мертвых душ» Гоголя и в качестве одного из руководителей этой постановки назван небезызвестный Булгаков.
По этому поводу надо заметить следующее: Булгаков известен как автор ярко выраженных антисоветских пьес, которые под давлением советской общественности были сняты с репертуара московских театров. Через некоторое время после этого сов, правительство дало возможность БУЛГАКОВУ существовать, назначив его в Моск. худож. театр в качестве пом. режиссера. Это назначение говорило за то, что советское правительство проявляет максимум внимания даже к своим идеологическим противникам, если они имеют культурный вес и выражают желание честно работать.
Но давать руководящую роль в постановке особенно такой вещи, как «Мертвые души», БУЛГАКОВУ весьма неосмотрительно. Здесь надо иметь в виду то обстоятельство, что существует целый ряд писателей (ПИЛЬНЯК, БОЛЬШАКОВ, БУДАНЦЕВ и др.), которые и в разговорах, и в своих произведениях стараются обосновать положение, что наша эпоха является чуть ли не кривым зеркалом николаевской эпохи 1825–1855 г. Развивая и углубляя свою абсурдную мысль, они тем не менее имеют сторонников среди части индивидуалистически настроенной советской интеллигенции.
БУЛГАКОВ несомненно принадлежит к этой категории людей и поэтому можно без всякого риска ошибиться сделать предположение, что все силы своего таланта он направит к тому, чтобы в «Мертвых душах» под тем или иным соусом протащить все то, что он когда-то протаскивал в своих собственных пьесах. Ни для кого не является секретом, что любую из классических пьес можно, даже не исправляя текста, преподнести публике в различном виде и в различном освещении. И у меня является опасение, что БУЛГАКОВ из «Мертвых душ», если он останется в числе руководителей постановки, сделает спектакль внешне, может быть, очень интересный, но по духу, по существу враждебный советскому обществу.
Об этих соображениях я считаю нужным сообщить Вам для того, чтобы Вы могли заранее принять необходимые предупредительные меры.
Агентурно Без № и даты
1. Разговор с БУЛГАКОВЫМ (у себя дома 7 ноября).
— Я сейчас чиновник, которому дали ежемесячное жалованье, пока еще не гонят с места (Большой театр) и надо этим довольствоваться. Пишу либретто для двух опер—историческое и из времен гражданской войны. Если опера выйдет хорошая — ее запретят негласно, если выйдет плохая — ее запретят открыто. Мне все говорят о моих ошибках и никто не говорит о главной из них: еще с 1929—30 года мне надо было бросить писать вообще. Я похож на человека, который лезет по намыленному столбу только для того, чтобы его стаскивали за штаны вниз для потехи почтеннейшей публики. Меня травят так, как никого и никогда не травили: и сверху, и снизу, и с боков. Ведь мне официально не запретили ни одной пьесы, а всегда в театре появляется какой-то человек, который вдруг советует пьесу снять, и ее сразу снимают. А для того, чтобы придать этому характер объективности, натравливают на меня подставных лиц.
В истории с «Мольером» одним из таких людей был Олеша, написавший в газете МХАТа ругню. Олеша, который находится в состоянии литературного маразма, напишет все, что угодно, лишь бы его считали советским писателем, поили-кормили и дали возможность еще лишний год скрывать свою творческую пустоту.
Для меня нет никаких событий, которые бы меня сейчас интересовали и волновали. Ну был процесс — троцкисты, ну, еще будет — ведь я же не полноправный гражданин, чтобы иметь свое суждение. Я поднадзорный, у которого нет только конвойных. Что бы ни происходило в стране, результатом всего этого будет продолжение моей травли. Об испанских событиях читал всего три-четыре раза. Мадрид возьмут, и будет резня. И опять-таки если бы я вдохновился этой темой и вздумал бы написать о ней — мне все равно бы этого не дали.
Об Испании может писать только АФИНОГЕНОВ, любую халтуру которого будут прославлять и находить в ней идеологические высоты, а если бы я написал об Испании, то кругом закричали бы: ага, Булгаков радуется, что фашисты победили.
Если бы мне кто-нибудь прямо сказал: Булгаков, не пиши больше ничего, а займись чем-нибудь другим, ну, вспомни свою профессию доктора и лечи, и мы тебя оставим в покое, я был бы только благодарен. А может быть, я дурак, и мне это уже сказали, и я только не понял.
Пом. Нач. 6 отд. СПО ГУГБ Шиваров
Александр Зданович
ПОСЛЕДНЯЯ ОДИССЕЯ ГЕНЕРАЛА СЛАЩЁВА
Читатели, конечно, помнят трагическую фигуру генерала Хлудова из кинофильма «Бег». Но мало кто знает, что у литературного героя был реальный жизненный прототип—генерал-лейтенант Яков Александрович Слащев, герой белой армии, получивший от Врангеля почетный титул «Крымский», а затем им же отстраненный от командования.