Себастьян подошёл поближе к жене и внимательно осмотрел её так, словно был не хирургом, а дамским парикмахером.
– А что если ты пострижёшь волосы и перекрасишься в блондинку?
– Себастьян!!!
– И ещё, надо купить тебе большие, тёмные очки, сменить косметику на менее яркую и… рост, к сожалению, не изменишь, но ты вполне можешь ходить в туфлях на низком каблуке…
– И быть похожей на клушу? Нет, уж спасибо, я лучше умру красивой, чем буду жить уродиной.
– Не шути, Мария Алехандра, не шути, всё может кончиться гораздо хуже, чем ты думаешь. Я считаю, что нам вообще теперь имеет смысл вернуться в Колумбию.
Глядя на встревоженное лицо мужа, она уже перестала улыбаться и глубоко задумалась.
– Но ведь буквально на днях приезжают Фернандо и Алехандра, а мне так хотелось сходить с ней в Версаль! Может быть, ты преувеличиваешь, Себастьян? Ну, зачем я буду стричься, и краситься – мало ли в Париже высоких женщин с длинными чёрными волосами!
Он молча покачал головой и она, почувствовав, что ей передалось его уныние, отчаянно воскликнула:
– Ну почему мне ужасно не везёт в этой жизни! Всё было так замечательно, что лучшего нельзя было и желать, и вдруг, в один миг, всё пошло прахом! За что мне столько несчастий, Себастьян?
Видя, как у неё на глазах заблестели слёзы, он обнял её и привлёк к себе.
– Ну-ну, пожалуй, я тебя, действительно, слишком запугал. Конечно, всё обойдётся и про тебя просто забудут. Не надо пока краситься и стричься, но уж, пожалуйста, купи себе тёмные очки и держи волосы заколотыми. Когда они у тебя распущены по плечам, ты имеешь такой соблазнительный вид, что я заранее ревную – ведь эти французы прирождённые ловеласы! Кстати, куда ты сегодня собралась и могу я пойти с тобой?
– Нет, Себастьян, если ты это сделаешь, то я буду чувствовать себя намного хуже. Чем постоянно трястись от страха и не иметь возможности бродить одной по парижским улицам, лучше уж действительно вернуться в Колумбию. Но, я даю тебе слово, что буду осторожна, непременно куплю тёмные очки, а волосы уложу вот так, тебе нравится?
Он улыбнулся и поцеловал её в лоб.
– Ты у меня самая красивая и самая бесстрашная. Порой я жалею, что лишён поэтического дара – а мне так хотелось бы объясняться в любви к тебе не сухим прозаическим языком, а с помощью канцон, сонетов или стансов.
Она кивнула и, сколов волосы на затылке, вышла из дома.
Сад Люксембургского дворца, в котором, во времена Конвента жила в заточении Жозефина Богарнэ, ставшая потом женой Наполеона и французской императрицей, был любимым местом прогулок детей и стариков; а находившаяся на другой стороне Сены площадь Вожь, окружённая старинными трёхэтажными, розовато-серыми домами с высокими крышами – самой тихой и поэтичной площадью Парижа. И это было тем более удивительно, что именно на этой площади, которая когда-то называлась Королевской и посреди которой, в окружении четырёх, небольших фонтанов, стоял конный памятник Людовику XIII, и происходило большинство дуэлей, запрещённых потом кардиналом Ришелье.
Мария Алехандра успела полюбить эти места, и особенно ей нравилось сидеть с книгой на садовой скамейке, под величественной статуей Аполлона, и наблюдать за игравшими в шары французами, большинство из которых были пенсионерами. Один из них, высокий и элегантный джентльмен лет шестидесяти пяти, с голубыми глазами и пшеничного цвета усами, уже успел заметить красивую иностранку, и каждый раз вежливо кланялся ей издалека, ещё ни разу не сделав попытки заговорить. Мария Алехандра и сама чувствовала какую-то необъяснимую симпатию к этому человеку, который держался с такой уверенностью и одевался столь элегантно, поражая её каждый раз то модными галстуками, то изящными шейными платками, что, несмотря на его седые, уже заметно поредевшие волосы, у неё бы просто язык не повернулся назвать его стариком. Да и свой шар он кидал так сильно и ловко, с улыбкой поглядывая при этом на неё, словно ожидая одобрения, что при каждом удачном броске – когда шар этого джентльмена с глухим стуком ударялся о шары противников, ей хотелось захлопать в ладоши и засмеяться.
Впрочем, сегодня она вышла из дома слишком поздно и, стоило ей пройтись по Елисейским полям, как стало уже темнеть. Мария Алехандра была так задумчива, что не сразу поняла причины этого и даже сняла тёмные очки, подумав, что всё дело в них. Однако, дело было не в очках – небо над Парижем обложили чёрные тучи и где-то вдалеке, прямо за Триумфальной аркой, стоявшей на площади Этуаль, грозно блеснула огромная молния. Спохватившись, что не взяла зонтик, Мария Алехандра не нашла ничего лучшего, как укрыться от начинавшегося дождя в метро, тем более, что находилась как раз рядом с лестницей, круто уводившей под землю прямо с тротуара.