— Я заметил — спокойным тоном продолжал он, — что супруга сенатора Самуэля Эстевеса явно жаждет наслаждения… Все было предельно просто, ты сама пошла за мной, Дельфина. Я был тебе нужен в тот момент.
— Ложь, ложь, какая же это гнусная ложь, — в отчаянии качала головой Дельфина, — ты просто решил отделаться от меня, потому что я тебе надоела…
— Вовсе нет. — Он покачал головой. — Просто должен же я быть честен хотя бы перед самим собой. — Сказав это, он тут же подумал, что его честность, будет стоить стольких слез этой в общем-то ни в чем не повинной женщине. — Я не люблю тебя. При этих словах она вздрогнула как от удара. — Все это была только игра, которой пора положить конец. Теперь мне пора вновь налаживать свою жизнь, потому что нельзя постоянно жить одной местью.
— Не бросай меня, — Дельфина сказала так жалобно, что он слегка поморщился от невольной и непрошеной жалости. — Умоляю тебя, забудем все, что только что наговорили друг другу, только не уходи от меня. Я не могу и не хочу без тебя жить!
В этом отчаянном восклицании было столько страсти, что Себастьян понял: то, что для него было лишь местью, для Дельфины являлось чем-то гораздо большим…
— Мне очень жаль, Дельфина, — как можно мягче сказал он, — честное слово, я очень сожалею. Я сейчас сам себе противен, поэтому не заставляй меня испытывать то же чувство к тебе.
— Ты лжешь! — снова всхлипнула она. — Ты ласкал и целовал меня по-настоящему…
— Прощай! — Себастьян повернулся и вышел из комнаты.
Оставшись одна, Дельфина долгое время сидела, не шевелясь и уставившись в одну точку.
— Ложь? — наконец, прошептала она. — Все было ложью?! Я не верю, Себастьян. Не могу поверить…
Мария Алехандра была так взволнована известием о предстоящем отъезде ее дочери за границу, что немедленно отправилась к Эулалии, которая встретила ее с распростертыми объятиями:
— А я уж думала, ты забыла меня, — проговорила она, выбежав навстречу своей подопечной в небольшой церковный дворик. Они радостно обнялись и поцеловались.
— Нет, просто столько всего случилось, Эулалия. — Мария Алехандра вытерла невольные слезы и присела на скамью, усадив монахиню возле себя.
— Да уж, — насмешливо кивнула та, — но об этом я теперь узнаю только из газет. Ну, рассказывай, ты была на дне рождения дочери?
— Она у меня просто красавица, — кивнула Мария Алехандра. — Я была на празднике. Мы даже перебросились с ней парой слов. Но дело не в этом. Сегодня она впервые обратилась ко мне за помощью.
— Прекрасно! — просияла монахиня. — Так чего же ты хнычешь? Почему такой кислый вид?
— Ее хотят отправить учиться за границу…
— Что?! — Эулалия нахмурила густые сросшиеся брови. Несколько минут она раздумывала, потом сказала: — Впрочем, я даже не хочу спрашивать, чья это затея… Знаешь, девочка, благодари Бога, что ты пришла ко мне. Эулалию не проведешь! Так что вытри слезы и ступай за мной!
Мария Алехандра недоуменно поднялась со скамьи, не понимая решительного настроя монахини.
— Что ты собираешься делать?
— Прежде всего выйдем на улицу и поймаем такси. Ты должна научиться отстаивать все то, что тебе принадлежит по праву. Все, слышишь, в том числе и любовь собственной дочери. Едем, объясним все это сенатору…
Мария Алехандра испугалась и хотела отказаться, но было уже поздно. Они вышли на улицу, Эулалия отчаянно замахала рукой, и у тротуара остановилась желтая машина такси. Эулалия распахнула дверцу и жестом приказала Марии Алехандре садиться.
— А если он нас не примет? — с трепетом спросила Мария Алехандра, чувствуя, что наступает один из тех решительных моментов, которые многое меняют в жизни человека.
— Пусть только попробует, — ответила неунывающая монахиня и, усмехнувшись, добавила: — Я отлучу его от церкви.
Однако им повезло — Кармен, секретарша сенатора, отошла в этот момент к факсу, и они беспрепятственно проникли в кабинет Эстевеса. Эулалия шла первой, и именно ей достался разъяренный взгляд Самуэля:
— Что это значит? Кто вы такая? — Тут он заметил ее спутницу. — Мария Алехандра, в чем дело?
— Мы пришли поговорить о моей дочери…
— Можете не осторожничать, сенатор, — тут же перебила ее Эулалия, с грозным видом приближаясь к письменному столу, за которым сидел Эстевес, — мне все известно. Я знала Алехандру еще совсем малышкой.