Выбрать главу

— Тогда дай мне одеяло, и я переночую на диване, — просто сказала она.

— Ну, я все же не такой невоспитанный, чтобы не уступить тебе кровать на несколько дней… Надеюсь, ты у меня не задержишься?

— Если будешь так же кормить, как сегодня, то, разумеется, нет.

То, какому испытанию ему предстоит подвергнуться, ночуя в одной комнате с этой очаровательной девчонкой, Фернандо понял почти сразу, как только они вымыли посуду и стали готовиться ко сну.

— Погаси свет и отвернись, — скомандовала Алехандра, и он послушно выполнил и то и другое, уткнувшись носом в спинку дивана и слыша за спиной шорох снимаемой одежды. «Вот черт, интересно, о чем она сама думает и о чем вообще думала, когда шла сюда? Спокойно, Фернандо, спокойно, — уговаривал он сам себя, — ведь случись что — тебя ждет тюрьма. Кто поверит, что мы спали в одной комнате и между нами ничего не было? Да меня же первого засмеют приятели! Вот положеньице, и до чего же жарко!»

— А ты очень любишь своего отца? — спросил Фернандо, лишь бы прервать тягостное молчание, и Алехандра тотчас откликнулась, словно ждала этого вопроса.

— Да. Что бы там про него ни говорили, он самый добрый и порядочный человек из всех, кого я знаю… И он так любит мою маму!

— Тогда почему тебе хочется сделать ему больно? Ведь он же сейчас мучается, переживает…

Она ответила не сразу, а сначала поворочалась в постели, и он с трепетом подумал, неужели она встает и идет к нему? Услышав вновь ее голос, Фернандо неслышно вздохнул.

— Я понимаю, — задумчиво говорила Алехандра, сев на постели и обхватив руками колени, — и мне на самом деле его очень жаль, да и маму тоже. Но как иначе заставить их понять, что я уже не ребенок и со мной нельзя поступать, как им заблагорассудится, даже не объясняя, в чем дело?

— Ты завтра же позвонишь им и скажешь, что жива и здорова!

— Не буду я звонить, потому что тогда мой побег из дома теряет всякий смысл!

— Тогда позвоню я…

— Ну и звони! Предатель!

— Ладно, к черту, давай спать!

На следующий день, узнав об исчезновении дочери, сенатор Самуэль Эстевес буквально рвал и метал. Его мало успокаивали заверения преданного Монкады в том, что ни в больницы, ни в морги города никто, похожий по описанию на Алехандру, не поступал. Он чувствовал, что дочь совершила подобный поступок назло ему и теперь где-то скрывается — осталось только выяснить где? Из разговора с женой он узнал, что Алехандра была у своей настоящей матери и именно после этого разговора не вернулась домой. Отсюда следовало сделать только один вывод: появление в его кабинете Марии Алехандры и сестры Эулалии было всего лишь ловким ходом, чтобы скрыть похищение его дочери. Естественно, что за этой «чертовой бабой», как называл он про себя сестру жены, следовало проследить. За подобными размышлениями его и застала взволнованная Дельфина, только что побывавшая у Пачи.

— Ну, что еще случилось, — хмуро поинтересовался он, — тебе удалось узнать, где наша дочь?

— Нет, — с тяжелым вздохом отозвалась Дельфина, — Пача мне так ничего и не сказала. Я вспылила и даже дала ей пощечину…

— Именно это тебя так огорчает?

— Да, хотя тут есть и еще одно обстоятельство. Во время нашего разговора Паче позвонил какой-то парень. Она уверяет, что познакомилась с ним на дне рождения Алехандры, но судя по тому, как странно она с ним разговаривала, можно было предположить, что звонила сама Алехандра.

— Ну и?.. — насторожился сенатор.

— Ничего! Она мне все равно ничего не сказала!

— Ладно, пусть Алехандра только найдется, я поговорю с ней по-отцовски! — зарычал от злости Эстевес. — Впрочем, я, кажется, знаю, у кого скрывается наша дочь. Это как раз та ошибка Марии Алехандры, которую я ждал, чтобы снова отправить ее в тюрьму!

ГЛАВА 4

Как ни странно, но два ближайших друга Мартина — Себастьян Медина и Камило Касас — до сих пор не были знакомы между собой, хотя оба регулярно «исповедовались» перед ним во всех своих грехах и делились своими секретами. Причем оба были такими эгоистами, что мало интересовались его собственными делами, а он, как добрый ангел-хранитель, вынужден был утешать своих друзей и давать им советы, посвящая этому едва ли не все свое свободное время. Вот и сейчас Мартин ехал из клиники к Себастьяну, размышляя о проблемах Камило. А тот действительно попал в неприятную историю, связанную с убийством своей секретарши Дженни, занимавшейся проблемами, связанными с экологическим ущербом, который может причинить строительство плотины в Санта-Марии, на чем так твердо настаивал сенатор Эстевес. Это убийство было совершено с чудовищной жестокостью, причем, как предполагала полиция, мужчиной, находившимся в ту ночь с Дженни. Но главная проблема состояла в том, что, по собственному признанию Камило, сделанному им Мартину с глазу на глаз, именно он и был с ней в ту ночь. Однако Камило ничего не мог сказать по поводу убийства, поскольку в тот вечер впервые в жизни попробовал водки, после чего «отключился». Вообще, как это ни странно, но у сенатора Касаса — сильного, красивого, мужественного мужчины — всегда были проблемы с женщинами. Казалось, он боялся сходиться с ними на долгое время, ограничиваясь короткими связями и ни к чему не обязывающими разговорами. Наверное, только один Мартин знал, что причина этого кроется еще в той самой, невероятной юношеской застенчивости сенатора, которая давала такие необычные рецидивы у этого взрослого и внешне самоуверенного мужчины. Знал он и о давней любви сенатора к девушке по имени Мария Алехандра. В ту ночь, когда он наконец решился объясниться с ней, она была изнасилована, а затем сама же и убила своего насильника.