— Я сказала сеньоре Деборе, что ты много лет была послушницей, а затем отказалась от пострижения, — пытаясь вывести ее из задумчивости, — произнесла Эулалия, когда они уже ехали к дому Эстевеса.
— Только этого мне не хватало! — возмутилась Мария Алехандра.
— А как иначе можно оправдать твое долгое отсутствие в миру? Да и вообще, разве плохо быть послушницей?
— Не знаю, — невольно усмехнулась Мария Алехандра, — я — и вдруг послушница, подумать только!
— Хочешь я пойду с тобой к сенатору Эстевесу?
Мария Алехандра с сосредоточенным видом покачала головой:
— Не надо, Эулалия, на этот раз я должна сделать все сама. Или я научусь жить в этой тюрьме без решеток, или мне действительно только и останется, что податься в послушницы.
Бенита тщетно пыталась ее остановить, уверяя, что «сенатор очень занят и никого не принимает». Грозная, с горящими глазами, Мария Алехандра ворвалась в кабинет Эстевеса и закричала, едва завидев сенатора:
— Где моя дочь, Самуэль, что ты с ней сделал?
— Я думал, это ты похитила ее! — медленно произнес он, выходя из-за стола.
Они взглянули друг другу прямо в глаза и поняли, что их взаимные подозрения были напрасными. Мария Алехандра почувствовала внезапную слабость и опустилась в кресло. Сенатор остановился напротив нее, внимательно всматриваясь в ее побледневшее лицо.
— Зачем бы я это стала делать? — устало произнесла она. — Мой единственный грех состоит в том, что я произвела эту девочку на свет и любила ее, как могла.
— А я в чем виноват? — в тон ей отозвался Эстевес. — В том, что полюбил ее, как родную дочь, и оберегал, как самое драгоценное сокровище? Ты хоть можешь понять, как мне сейчас страшно? Она не ночевала дома, ты здесь ни при чем… Значит, ее похитили… Я не верю, что она ушла сама, потому что Алехандра слишком нас любит.
— Да, только ты никак не хотел признать, что она уже не ребенок! Знаешь, Самуэль, Алехандра похожа на меня не только внешне, но и характером тоже. Вы с Дельфиной должны дать мне возможность вложить в нее хотя бы частичку себя!
Она подняла глаза на Эстевеса, и, к ее немалому удивлению, он не стал возражать, более того, отвел взгляд и глухо сказал:
— Возможно, ты права… Мы с Дельфиной что-то упустили…
Мария Алехандра удивилась еще больше — сенатор Эстевес признает свои ошибки? Сенатор Эстевес готов разрешить ей воспитывать дочь? Что это? Минутная слабость или опять точно рассчитанное коварство?
— Я согласен, но ты должна дать мне слово не говорить ей, что ты — ее мать.
— А ты понимаешь, что означает для меня это условие?
— Да, понимаю, но не позволю тебе отнять ее у меня, ни под каким видом.
— Хорошо, — решившись, произнесла Мария Алехандра, — я обещаю тебе, что от меня она этого не узнает. А теперь давай решим, где нам ее искать. В первую очередь я хочу поговорить с ее двоюродной сестрой…
— Это бесполезно, — раздался вдруг голос Дельфины, стремительно вошедшей в кабинет. — Пача молчит, как русская шпионка.
— С вашего позволения, я все-таки попытаюсь поговорить с ней. — Мария Алехандра поднялась с кресла.
Эстевес безразлично пожал плечами, а Дельфина ответила сестре ничего не выражающим взглядом. Мария Алехандра уже подошла к двери, но вдруг остановилась и сказала:
— Мы все понимаем, что Алехандра ушла из дома не просто так, это наша общая вина. А потому, когда мы ее найдем, давайте постараемся вести себя так, чтобы подобного больше не повторялось.
— Тебе придется выбросить из головы эту затею — отправить ее за границу, Самуэль, — обратилась Дельфина к мужу, на что тот довольно равнодушно кивнул:
— Я уже отказался от этой затеи и хочу только одного: чтобы моя дочь поскорее вернулась домой. Остальное меня не интересует.
— Тогда еще одно… — Мария Алехандра сделала паузу, заметив, как сразу насторожился Эстевес. Она перевела взгляд на Дельфину, словно приглашая ее в свидетельницы того, что собралась сказать. — Я обещаю не рассказывать Алехандре правду о ее рождении, однако взамен хочу получить право не только видеться с ней, но и считаться хотя бы… ее родной тетей.
Эстевес переглянулся с Дельфиной, затем как-то неуверенно произнес:
— Подожди немного, Мария Алехандра.
— Нет, — решительно возразила Мария Алехандра, — это мое непременное условие. Не знаю, что вы придумаете и как все объясните, но я ее тетя! А теперь я пошла к Паче.