Несколько минут мы мыли полы. Я довольно быстро почувствовала, что у меня начинают уставать руки и даже немного болеть: они не были привычны держать швабру, отчего начали образовываться мозоли. Тогда я заметила перчатки, которые лежали на краю одного из вёдер с мыльной водой. И уже собралась их надеть, как сообразила, что дома у меня это делают рабы.
– Сой! – крикнула я напарнику, который был уже в другом конце коридора. – Бросай это дело и отдай швабру Чернышу.
Черныш, который вместе со своим братом сидел на подоконнике, спрыгнул с него и вопросительно посмотрел на меня. Я же отстегнула от обоих поводки, заткнула их за пояс своего спортивного костюма и вручила свою швабру второму керри.
– У меня для такой работы есть рабы. Вот они пусть работают, а мы будем контролировать качество исполнения.
Сойер молча отдал свою швабру, и теперь уже мы с ним влезли на подоконник, наблюдая за работой керри.
– Думаешь, так можно? – с сомнением уточнил он.
– Работа выполнена? Выполнена. Какие к нам могут быть претензии?
– Не знаю, – протянул он, и взгляд его прошёлся по потолку. – Если мистер Кристиан заметит…
– Не волнуйся, у нас есть к нему иммунитет, – мрачно усмехнулась я.
– Компромат? – живо поинтересовался Сойер. – Жаль, что в Скайхолле преподам не запрещено иметь отношения с адептками. Ты могла бы его соблазнить, а потом обвинить в изнасиловании.
Я усмехнулась и не стала уточнять, что в этом уже не было никакой необходимости. Но Кристиан последние дни реагировал на меня как-то странно. Спускал всё на тормозах. Я огрызалась и демонстративно игнорировала его, а он делал вид, словно так и нужно. Сохраняя при этом совершенно невозмутимое выражение лица и настолько же невозмутимый аромат. Должно быть, именно эта невозмутимость и совершенно несчитываемые реакции заставляли девчонок так живо им интересоваться.
Конечно, все заметили, что мы не общались даже на занятиях. Ко мне неоднократно подходили и спрашивали, в чём дело, но я сохраняла таинственное молчание в надежде, что однажды смогу использовать эту ситуацию в собственных интересах.
– Должен признать, так намного приятнее отбывать наказание, – хмыкнул Салливан, наблюдая за работой котиков.
– Говорят, бесконечно можно смотреть на три вещи: огонь, воду и то, как работают другие люди.
Сойер хохотнул и тут же замолчал, потому что раздался звук хлопнувшей двери, потом шаги, и через минуту в коридоре, который мыли котики, появился профессор Кристиан. Он широким шагом направлялся прямо к нам.
– Ну вот, что я говорил. Тут точно стоит какое-то наблюдение.
– Да нет здесь никакого наблюдения, это паранойя у тебя, – прошептала я. – Не думал же ты, что нас здесь оставят одних, а потом на слово поверят, что мы всё сделали?
Пока мы перешёптывались, Кристиан подошёл к нам и остановился в нескольких шагах, скрестив руки на груди.
– Вам что-то нужно, профессор? – спросила я милым голосом.
– Наказание подразумевает, что вы сами выполняете работу, – заметил он.
– Вы не можете запретить мне использовать моих рабов так, как я считаю нужным, – упрямо ответила я, даже не спрыгивая с подоконника. – Если вас что-то не устраивает, профессор Кристиан, можете пожаловаться ректору. Ведь он лично, собственной подписью, разрешил держать гостей из дружественных миров. Они, вообще-то, заплатили за это серьёзные деньги, и кто я такая, чтобы лишать их законного удовольствия?
Мистер Кристиан сощурился, поджал губы и сделал медленный вдох.
– Три часа изолятора каждому. После того, как закончите здесь с уборкой.
И резко развернулся, чтобы покинуть нас. Но его остановил голос Сойера.
– Вы уверены, мистер Кристиан? Учтите, что я буду жаловаться на незаконно выданное наказание.
– У вас, мистер Салливан, нет керри, так что берите швабру и марш за работу!
– Бездново дно, – пробормотал Сойер, но всё же спустился с подоконника и принялся неохотно елозить третьей шваброй в тех местах, где котики уже тщательно вымыли пол.
Наконец, Кристиан оставил нас одних, и я усмехнулась:
– Если будешь просто здесь стоять и тереть шваброй в одном месте, докопаться будет сложно.
– Надо было тоже завести себе пару рабов, – пробормотал он, заставив меня весело рассмеяться: