Якушев попытался согнать коллегу с кушетки и улечься на неё спать, но коллега сказал, что надо отдыхать дома, поэтому мы сейчас пойдём искать твой дом. Дом искать, а не приключения. Зачем идти домой? — отбрыкивался Якушев.
— Потому что ты честный семьянин, — утверждал математик.
— Кто честный? — сомневался Якушев. — Я что ли честный?
Несмотря на то, что Якушев грузный мужик, худой математик лихо закинул руку коллеги себе за шею и потащил уставшего коллегу по поселковым улицам искать, где живёт Якушев, потому, что сам Якушев забыл, где он обитает и только тоскливо матерился.
На дворе совсем ещё не вечер, поэтому прохожие встречались сладкой парочке постоянно. Никодиму пришлось демонстрировать прохожим перекошенное лицо Якушева и узнавать у них, где это лицо, грязно матерящееся, проживает. Наверняка же оно где-то проживает. В посёлке все друг друга знали, если не близко, то в лицо. Народ, если пребывал в трезвости, то оказывался понятливым и указывал дорогу, где обитает уважаемый Николай Фёдорович, который, с кем не бывает, сильно крепко сегодня немного устал на работе. Математик тащил свою ношу не по тротуарам, а напрямую, потому как прямая, это самый короткий путь. Доказано наукой. Но получалось так, что при таком передвижении есть свои минусы — пьяницы натыкались на кусты, заборы и помеченные собачками столбы. Наступали на кошек, поднимающих обиженный ор. Как-то так получалось, что больше доставалось Якушеву. Его тушка тёрлась о заборы и кусты, налетала на все столбы и вляпывалась, пардон, в отходы кошек и собак. Почему-то к математику много грязи не прилипало.
— Привет тебе, большая яма! Это мы, — заявил математик, когда они угодили в очередную яму, где Якушев ещё больше вымазался. Теперь с него хоть пиши картину под названием: «Усталый физрук в депрессии».
Вывалявшегося в грязи физрука вдруг облюбовали поселковые мухи. Назойливые насекомые радостно бегали по его одежде, лезли напролом в глаза и суетились в волосах пьяного преподавателя. К Никодиму они почему-то не липли.
Наконец Никодим нашёл квартал, где стоял дом Якушева. Весьма миленько тут, отметил математик: заросший травой двор с деревянными сараями, плодовые деревья и огород с грядками. В идиллическом пейзаже присутствуют романтичные черты, присущие истокам, ага, глубинная Святая Русь.
На другой стороне улицы, на скамейке, слегка скрытой кустами, местные бабульки лузгают семечки и внимательно, по-партизански, наблюдают над приходом домой физрука. Только старая лохматая дворняга с радостью его встретила, чего не скажешь о супруге уважаемого учителя.
— Это кто? — с ужасом уставилась на матерящийся комок грязи Любка, законная, между прочим, жена Николая Фёдоровича, когда обнаружила в своём дворе двоих мужиков.
Всё-таки дотащил Никодим Викторович физрука к его дому. Язык, говорят, до Киева доведёт, и кто ищет, тот всегда найдёт. А что супруг немного вымазался, так, то ямы поселковые виноваты. Понарыли, понимаешь, ям да канав: ни пройти путнику, ни проехать.
— Это, не побоимся этого слова, ваш законный муж, — с обаятельной улыбкой заверил Любку молодой человек, крепко поддерживающий её драгоценного супруга. Супруг на ногах стоять не мог, мог висеть на руках незнакомого молодого человека и материться. — Это ваша законная половина, супруг, хозяин и самый ваш благоверный, ага. Выпимши он немного.
— А вы кто?
— А я не ваш муж, — открестился от Любки Никодим.
— Аааа… а где же он так нажрался? — Любка уже не сомневалась, что это матерящееся существо и есть её муж. Узнала по голосу.
— В школе, — выдал с потрохами собутыльника Никодим. — Ведь он учитель, понимать надо. Где же ему праздник отмечать, как не в школе. Святое дело — начало учебного года.
Любка ещё причитала на предмет, что где это видано, чтобы в школе так напиваться, чай школа не гараж и не подворотня, но Никодим уже не слушал её. Зачем слушать глупую бабу, которая не понимает широту и долготу мужской души. Вот чего, спрашивается, так верещать и лить слёзы. Ну, выпил кормилец немного, так домой же пошёл, а не закосил по девкам. А мог бы загулять по-рыхлому, например, в бане с девицами лёгкого поведения и триппер в дом принести. Чего ей, глупой бабе ещё надо, что она так громко кричит на самца и добытчика. Кричать не надо: у самца от крика голова может разболеться и он расстроится. А нервы не восстанавливаются, Климент Тимерязев это доказал. Вот зачем она громко верещит, что устроит благоверному знакомство с матерью неизвестного гражданина России по имени Кузьма? Вот же глупая баба — мужика ведь можно отмыть, и получишь в свои руки самца, как новенького. И не надо верещать, что познакомишь его с клизмой последней модели.