После краткого допроса я приказал всем построиться и произнес краткую речь. Типа, что сейчас уважаемый Ичил, вы сами знаете, какой он сильный шаман, приготовит заговорённый отвар. И вы его выпьете. А тот, кто облил верёвки кислотой, помрёт в страшных мучениях.
Тут каждый подходил к котлу и выпивал пол-кружки Ичилового пойла, совсем как в том кинофильме из National Geographic, где негритянский шаман поит безобидным горьким отваром подозреваемых в краже кур у соседей и внушает им чувство вины. Самый мнительный, у которого рыло в пуху, начинает блевать и палит всех. Чистая психология и никакого мошенства.
Так и произошло. Один из молодых побледнел и начал корчиться в мучениях. Глазки закатил и совсем уже собрался помирать, но мы ему не дали. Так просто помирать, после того, как отправил на тот свет двоих своих товарищей — это неправильно. Этого никто не поймёт.
Я отдал этого дурачка в руки Дохсуна и Ичила. Сейчас они вынут из него душу. Уж товарищ старший сержант как зол, просто страшно смотреть. Я вообще-то не вполне был уверен в нём, ну, очередной степняк-раздолбай, каких в каждом отряде девять из десяти, а ведь надо же, как прикипел душой к пацанам. Боюсь, удавит он предателя раньше времени.
Сам я двинул в местный шаолинь, тоже правды искать. За каким таким меня били тяжёлым по затылку и вязали, как барана. Там уже был Сам, со свитой. Сердит, разве молнии из глаз не вылетают. Я доложился по всем фактам, начиная с момента порванной верёвки и далее, вплоть до выстрела, которым убили Эрчима. Не забыл и про предателя.
Тыгын задумался и потребовал поехать с ним, к его беседкам. Чтобы без посторонних ушей. Шаманьё всё равно связано, посчитано и упаковано, чтоб никто не сбежал и потом, с чувством, с толком, с расстановкой, рассказало, как великий шаман Эрчим замышлял против Улахан Бабай Тойона, чья власть, в общем-то, священна.
На мой скромный взгляд, Тыгын был в некоторой растерянности. Что делать с таким количеством шаманов и их учеников, которые вышли из повиновения, или же он понял, что повиновение шаманов было всего лишь показным, а они сами по себе жили какой-то скрытой от Тыгына жизнью. Я встрял со своими реминистценциями о единовластии и единоначалии, объяснил про пережитки родоплеменных отношений, когда шаман был в племени по статусу наравне с вождём, а иной раз и выше его. И это, действительно, пережитки, потому что жизнь дикого человека во многом зависела от капризов природы. А сейчас, что происходит сейчас, во времена просвещённого правления Улахан Бабай Тойона… меня чуть не занесло про «когда космические корабли бороздят просторы…», но свернул на накатанную дорожку, «когда тайны аббаасы почти разгаданы и силы природы вот-вот поступят на службу человечеству»
— К чёрту человечество, — проворчал Тыгын, — но ты продолжай.
— Так вот, шаманство явление многогранное, и недооценивать его влияние на широкие народные массы нельзя. При этом нельзя забывать и то, что Отечество в опасности и всякие сепаратистские настроения могут быть фатальными.
Так, ненавязчиво я толкал Тыгына к абсолютизму, на мой взгляд, обществу более прогрессивному, нежели простые родоплеменные и цеховые отношения. Иначе говоря, шаманов — к ногтю. Тем более такой замечательный повод.
— Я подумаю над твоими словами. А что ты там говорил про тайны абаасы?
— Ну там не совсем понятно, чьи это тайны, но вот кое-какие вещички, которые я прихватил с собой из развалин.
Я вытащил из рюкзака фонарь, бинокль и две радиостанции.
— И что это такое? — брезгливо поинтересовался Тыгын.
М-дя, с таким отношением к новому, цивилизацию здесь не построить. Мысль как-то невольно свернула к табакеркам и другим способам сменить правящую династию. Но я себя одёрнул, попытаемся воспитать из этого ортодокса прогрессивную личность и соблазнить всякими нужностями.
— Фонарь. Им хорошо пользоваться ночью, а также в тёмных помещениях, пещерах, катакомбах и бомбоубежищах.
— Ночью спать надо, а по пещерам пусть ползают земляные черви, — Тойон, похоже сегодня не в настроении.
— А вот штука, чтобы смотреть вдаль.
Тыгын бинокль даже в руки не взял.
— Я и так прекрасно вижу, безо всяких изделий абаасы!
А, вот в чём дело. Мир окрашен в два цвета.
— Это вообще-то изделие айыы. А изделии абаасы у меня лежат в другом месте.
— Точно? — Тыгын прям как правоверный мусульманин, десять раз переспрашивает, нет ли в фарше свинины.
— Абсолютно точно так же, как солнце встаёт на востоке и ласковыми лучами освещает весь мир. Разве злобные абаасы могли создать такой полезный для человека предмет, как радиостанция?
В общем, Тыгын милостиво соизволил разрешить мне продемонстрировать ему действие рации. Я показал ему, какие кнопки нажимать, а сам поскакал вдаль. Отъехал километра за три и проговорил
— Раз, два три, проверка связи.
— Проверка работает, — прохрипел мне в ответ Тыгын.
Я вернулся.
— И скажи, зачем такая станция нужна?
Я начал расписывать разными красками варианты применения раций, потом плюнул. Ну что я его, как девочку упрашиваю.
— Ну ладно, не нужны тебе эти вещи, так не нужны, — и начал всё упаковывать в рюкзак.
— Нет, подожди. Куда спешишь? Почему ты такой нетерпеливый, всё у тебя вечно бегом, никогда не посидишь, не подумаешь как следует. Галопом, галопом! Дай сюда рации!
— На! Вот запасные батарейки, если вдруг эти разрядятся.
Мне хотелось верить., что эти-то батарейки будут вечными. Но надо было бы и закругляться. Я намеревался назавтра свинтить из этих благословенных краёв, поэтому обратился к Тыгыну:
— Улахан Тойон, я завтра поеду к Ыныыр Хая. Пора мне.
— Ты Сайнаре дарил бусы? — сурово спросил меня старик.
— Дарил, — пожал плечами я, — а что?
— Ты с Сайнарой делал кирим?
Я струхнул. Спалили, гады, ща меня повесят!
— Нет, уважаемый Улахан Тойон, не делал. Это она со мной делала кирим, — решил выкрутиться я.
— Хитёр, — ответил Тыгын, — ладно. Женишок, который сейчас едет к Сайнаре, скажем прямо, мне не сильно-то и по нраву. Дерьмовенький, скажем прямо, женишок. Но я тут не волен, Старухи сказали, значит надо Сайнару замуж выдавать за него. И Род у них уважаемый, старинный Род. Ссориться с ними сейчас мне совсем не с руки.
Тыгын отхлебнул бузы.
— Но в степи, — хитро прищурился он, — есть старинный обычай. Конечно, тебя потом будут искать. Очень тщательно искать, мы, конечно же, приложим все силы, чтобы найти похитителя моей любимой внучки. Но, учти, если я через три месяца не получу от вас известия, что Сайнара непраздна, то тогда точно начну тебя искать.
В конце фразы должно было стоять: «чтобы оторвать тебе яйца»
— Я тебе дам с собой тамгу, ярлык и двадцать бойцов. Всё, иди, — закончил Тыгын.
Вот сейчас, меня, в общем-то женили. Прям, как в лучших традициях степняков, не спрашивая моего желания. Но зато не надо калым платить. И вообще, как всё это понимать? Как уважение и признание в сотрудничестве? Или ещё что-то? А двадцать бойцов — это проследить, чтобы я не сбежал? Но всё равно хорошо. Ещё оказалось, что Тойон даром время не терял, послал отряды по всем закоулкам, выискивать склады, базы и схроны. Если что найдут странное, то немедля меня известят. Ну что ж. Замечательно. Я раскланялся с начальником и подался собирать манатки.
Прежде, правда, зашёл к гринго, посмотреть, что там творится и дать команду на поход. Меня, честно говоря, ничуть не интересовало, кто подбил пацана на преступление против своих товарищей, мне важен результат. Я думаю, что Дохсун сам сделает так, как положено.
Однако все ждали именно меня. Я тогда произнёс такое: