– Наша святая святых, – сказал Игнат Нестерович и сдержал просившийся наружу кашель.
– А не опасно? – спросил Ожогин, кивнув в сторону ниш.
Игнат Нестерович пожал плечами. Конечно, опасно, соседство не особенно приятное, но ничего другого не придумаешь, приходится мириться.
Леонид Изволин сбросил наушники и, подойдя к Никите Родионовичу, протянул руку:
– Здравствуйте! Давно вас поджидаю.
Леонид, как и отец, был, видимо, спокоен по характеру, нетороплив в движениях и чуточку близорук. Леонид попросил Ожогина посмотреть рацию. Сколько времени он бьется над ней, а ничего не получается.
Марка рации была знакома Никите Родионовичу. Он вынул лампы, детали, разложил их на столе и принялся осматривать аппаратуру.
– Вы тут безвыходно? – спросил Ожогин.
Леонид развел руками:
– Что ж поделаешь! Я в городе вырос, появляться на улицах опасно – сразу опознают… Ты говорил с товарищем Ожогиным насчет Родэ? – неожиданно обратился он к Тризне.
Тот коротко кивнул головой.
– Ну и как?
– Как будто договорились. Попробуем, – ответил за Тризну Никита Родионович.
– Это задание руководства подполья, – уточнил Леонид.
– Я уже говорил, – вставил Тризна. – Он согласен.
Копаясь в рации, Никита Родионович думал о том, что нужно благодарить случай, приведший его сюда. Если бы передатчик был исправен и рация работала, то Ожогину вряд ли довелось бы сейчас сидеть в компании смелых патриотов Изволина и Тризны.
Повреждение было невелико, и через час связь с Большой землей была налажена. На лице Леонида появилась широкая улыбка. Энергично потирая руки, он произнес:
– Замечательно! Как вас благодарить, Никита Родионович!
– Вы не должны огорчаться, что передатчик не работал до сих пор, – проговорил Ожогин и тут же пояснил: – Вас запеленговали бы после второго же сеанса передачи: приборы показали бы точно местонахождение рации. В условиях городского подполья работать со стационарной радиоустановкой и не быть выловленным – почти невозможно. Надо или проводить каждый сеанс с нового места, или изобрести что-нибудь другое.
– Я все это знаю, меня обучали. Изобрести что-либо другое трудно, но я постараюсь соблюдать осторожность: передачу буду вести не более одного раза в две недели, и она будет занимать самое минимальное время – минуту-полторы.
Ночью, когда занятия Ожогина и Грязнова у Кибица подходили к концу, неожиданно явился служитель Юргенса.
– Господин Ожогин, прошу за мной, – сказал он сухо.
Никита Родионович вздрогнул. Вызов с занятий был делом необычным. Друзья переглянулись: после прихода Сашутки они жили в постоянной тревоге.
Кибиц, отрицательно относившийся к срыву занятий, на этот раз не проронил ни слова и как-то странно хихикнул.
Никита Родионович начал не спеша надевать пальто. Андрей стоял рядом и смотрел другу в лицо, ища ответа на тот же вопрос.
«Неужели они пропустили Зюкина и он уже виделся с Юргенсом?» – думал Никита Родионович, шагая по двору. Меры предосторожности, принятые группой Изволина, еще не снимали угрозы появления предателя Зюкина в доме Юргенса: ведь Зюкин мог связаться с Юргенсом через другое лицо или по телефону. И если это так, провал неизбежен. Надо принимать меры. Бежать сейчас, пока он еще не вошел в дом Юргенса! Пропуск в кармане, и пока хватятся – можно надежно укрыться. Никита Родионович окинул взглядом шедшего рядом служителя. Сбить с ног, пожалуй, не удастся – он слишком крупный. Единственный способ – остановиться, закурить, отстать на несколько шагов, а потом махнуть через забор на улицу. Но что будет с Андреем? Он в руках Кибица – а оттуда не уйдешь. Спастись самому и погубить товарища?..
Поднялись на крыльцо. Служитель открыл дверь.
В приемной, как обычно, господствовала тишина. Сразу же прошли в кабинет майора. В кабинете за своим письменным столом сидел Юргенс, а за приставным столиком – незнакомый человек в штатском.
Лицо у незнакомца было рыхлое, белое, с двойным подбородком.
– Садитесь, – сказал по-немецки незнакомец, не сводя глаз с Ожогина.
Ожогин опустился в кресло.
– Когда в последний раз вы видели своего брата?
Никита Родионович посмотрел на Юргенса, как бы спрашивая, отвечать ли на вопрос. Юргенс догадался о причине беспокойства Ожогина и объяснил:
– Полковник Марквардт.