Легко заметить, что при всех способах благословения между ламой и благословляемым всегда осуществляется непосредственный или косвенный контакт. Почему так необходим этот контакт? У ламаистов благословлять — значит не призывать милость Божию на людей или вещи, но сообщать им исходящую от благословляющего ламы живительную силу.
Толпы народа, собравшиеся в Калимпонге, чтобы коснуться лент ритуальной метелочки в руке Далай-ламы, дали мне некоторые представления о его авторитете среди верующих.
Шествие продолжалось уже несколько часов, и я заметила, что вереница паломников состояла не из одних только туземцев-ламаистов: в толпе было много непальцев и бенгальцев, принадлежащих к индуистским сектам. Многие из присутствующих на церемонии в качестве зрителей внезапно под действием какого-то оккультного влечения стремительно присоединялись к веренице богомольцев.
Пока я любовалась этим зрелищем, мне вдруг попался на глаза человек, сидевший немного в стороне на земле. Его всклокоченная шевелюра была закручена в виде тюрбана, как у некоторых факиров в Индии. Однако черты лица незнакомца ничем не напоминали индуса. Тело его покрывали засаленные лохмотья ламаистского монашеского одеяния.
Оборванец положил свою котомку возле себя на земле и смотрел на толпу с насмешливым и злорадным выражением.
Я указала на него Давасандупу, спросив, не знает ли он, что это за гималайский Диоген.
— Должно быть, он странствующий налджорпа * [1] — ответил Давасандуп, но, видя, что ответ его меня не удовлетворил, мой любезный толмач отправился поговорить с бродягой.
Когда Давасандуп вернулся, он был очень серьезен. Это лама «бутани» (уроженец Бутана), — сказал он, — отшельник. Он живет в разных местах: то в пещере, то в заброшенных домах, то под деревьями в лесу. Теперь он остановился здесь на несколько дней; его приютили в небольшом монастыре по соседству.
Об этом бродяге я думала и после отъезда князя и его всадников. У меня было еще время. Почему бы не пойти в гомпа (монастырь), где он остановился? Может быть, я его там встречу. Почему у него был такой вид, будто он издевался над Великим ламой и его прихожанами? Интересно было бы это узнать.
Я сообщила о своем желании Давасандупу, и он вызвался сопровождать меня.
Мы отправились верхом и очень скоро добрались до монастыря, оказавшегося просто большим деревенским домом.
В лха-кханге (помещение, где хранят изваяния богов) налджорпа восседал на подушке перед низеньким столиком и заканчивал трапезу. Служка храма принес еще подушек для нас и предложил нам чаю.
Теперь нужно было завязать беседу со странствующим отшельником, не подававшим для этого ни малейшего повода: в ответ на наши учтивые приветствия он только издал подобие хрюканья своим набитым рисом ртом.
Я размышляла, с чего бы начать, когда удивительный святой вдруг захохотал и произнес несколько слов. Давасандуп сконфузился.
— Что он говорит?
— Простите, — отвечал толмач, — речь этих налджорпа иногда бывает неучтивой… Я не уверен, следует ли мне переводить…
— Прошу вас. Я нахожусь здесь, чтобы наблюдать все и особенно то, что по какой-либо причине кажется необычным, — возразила я.
— Тогда извините, — и Давасандуп перевел: «Чего нужно здесь этой идиотке?»
Невежливая форма вопроса не очень меня удивила. Некоторые саньяси (аскеты) в Индии тоже намеренно оскорбляют заговаривающих с ними любопытных.
— Отвечайте ему, — сказала я Давасандупу, — мы пришли спросить, почему он насмехался над паломниками, подходившими под благословение Далай-ламы.
— …Преисполнены сознания собственной значительности и важности своих дел, — промямлил налджорпа сквозь зубы — …паразиты, кишащие в дерьме.
Интервью становилось оживленным.
— А вы-то, вы-то сами не погрязли в нечистотах?
Он громко захохотал.
— Тот, кто старается их обойти, увязнет в них еще глубже. Нет, я не валяюсь в грязи, как боров. Я ее перевариваю и превращаю в золотой песок, в прозрачный ручеек. Делать звезды из собачьего кала — вот настоящее созидание!
Мой собеседник положительно имел склонность к сравнениям из скатологии (жанр литературы или шутки, имеющие отношение к экскрементам, главным образом человеческим). Он, по-видимому, полагал, что таким языком и должен разговаривать сверхчеловек с простыми смертными.
— В конце концов, — сказала я, — разве набожные миряне не поступают разумно, пользуясь пребыванием здесь Великого ламы, чтобы испросить его благословения? Они простые добрые люди, их ум не может возвыситься до понимания высоких истин…
1
Буквально: «тот, кто достиг полного бесстрастия». Но в обычном понимании это слово означает «мистик-аскет, обладающий могуществом мага». —