Он сел на валун со стесанной верхушкой. Сжимая в кулаке ключ, стал смотреть. То на очаг, приглашающий воспользоваться порталом. То по сторонам. И понял: уходить из тихого простора сухих трав и низких над ними облаков навсегда ему ужасно жалко. Странно, усмехнулся он. Я еще тут, а уже хочу вернуться. Сюда же. Ну…
— А я и вернусь, — стараясь говорить уверенным голосом, сообщил безветренной пустоте и огромной степи, лежащей у ног, — обязательно.
Встал на колени перед очагом и сунул ключ в замочную скважину. Тот вошел мягко, до половины, щелкнул, поймав правильную позицию. Женька собрался. И плавно повернул ключ.
Глава 22
И — ничего не произошло. Держась за ключ, Женька огляделся в растерянности. Плоская вершина, вытоптанная полегшая травка. Очаг, над которым он склонился в неудобной позе, вытянув руку к центру каменной семерки.
Выждав пару мгновений, зажмурился, пытаясь представить себе, ну… а что представлять-то? Конкретно, что? Нажал на ключ, вдруг тот провернется дальше. Ключ уперся, показывая — все.
Женька открыл глаза. Убрал руку и сел на плоский валун. Хмурясь, уставился в низкие облака, подкрашенные алым. И, задирая голову, приподнялся, упирая руки в колени. Задержал дыхание, боясь вздохнуть. Алое наливалось светом, почти пылало, освещая широкую степь, прекрасную до невозможности. Блеснуло крошкой света, оттуда, где был: наверное, подумал, водя глазами по степи и снова всматриваясь то в небо, то в далекую линию горизонта, это стекло в окошке, а даже ведь не протер, не успел.
И еще через пару осторожных вдохов и выдохов на горизонте явился огненный уголек, расширился в маленькую полоску, она медленно выгибалась, становясь круглой скобочкой.
— Солнце, — сказал Женька. Вскочил и заорал, с удовольствием ощущая, как вольный крик расширяет легкие, — со-олнце-е-е! А-а-а!
Он даже станцевал, вздымая руки и топая вокруг вечного костерка, смеясь и чувствуя себя дикарем. Запыхался и снова сел, щурясь на яркие краски и сверкание, заливающее бывшую безрадостную серость. Да ладно, одернул себя, не такую уж и безрадостную. Тут кругом было хорошо, когда утихли эти противные сквозняки, лапающие мокрые ноги и расцарапанное (снова!) лицо. Он потрогал рассеченную в драке бровь и поморщился. Потом нахмурился. Что-то все равно было не так. Будто забыл о чем-то.
Ну да, попытался помочь Капче. Кинулся в драку, одновременно обижаясь на то, что Женя бросила его воевать одного. И оказался тут. Занялся своим настроением, своими воспоминаниями. Нянчил свою тоску, выбираясь из нее. И — выбрался.
Но Капче, получается, так и не помог? Паршивец Норис вышвырнул его из реальности, и Женька, забыв о недавних событиях, кинулся выручать сам себя. Так получается?
— А что я мог-то? — спросил у свежего утреннего воздуха, мрачнея.
И вдруг подумал еще. А как там Женя сейчас? Он сидит тут и продолжает смотреть на все со своей стороны, его значит, выпилили, а он и выпилился. Устранился. А вдруг ей там тоже сейчас нужна его помощь? Она, конечно, сумела уронить ветку, разбив окно в кабинете, но пока она человек, старается не делать ничего такого, это Женька уже понял. Чтобы избежать многих последствий старается поступать именно по-человечески. А значит, Норис может ее достать!
— Сижу тут! — он снова вскочил, теперь уже сжимая кулаки.
Был бы хоть ветер. Любой, тут в вышине над степью. Он бы разбежался и… Чтоб хоть куда-нибудь! Там, где ветры, там они могут встретиться.
Переминаясь, с опаской осмотрелся. Края поляны обрывались, казалось, там, за щетками травы — пропасть, но это не так, знал Женька, там склоны, они плавные, хоть и довольно крутые. Да, ветров тут, похоже, не бывает. Кроме тех пакостных сквозняков и влажных больных дуновений с болота. Но пусть они и остаются там, внизу, а лучше — уже в прошлом, в которое Женька сумел превратить настоящее, занимаясь нормальными, теплыми делами: хорошими воспоминаниями, наведением уюта, угощением серых жильцов одинокого дома.
Ну, с холодком по спине решил, отходя к самому краю поляны и внимательно глядя на край противоположный, я тоже не валенок. Не совсем валенок. Ну, нет ветров. Зато и пропасти тоже ж нет. Если что, просто покачусь вниз. Набью еще шишек, не привыкать.
Первые шаги были скованными, потом пришла скорость. Мимо очага он пронесся, так что взметнулась белая пудра пепла, запорошив семерку. Вдогонку раздался звонкий щелчок ключа, но останавливаться было нельзя и Женька, успев только еще раз сказать «ага» внутри головы, сделал последний, самый широкий шаг, переносящий его за край плоскости, туда, где трава уходила вниз, по бесконечному на вид склону, под которым степь, а за ней — дымка, открывающая под напором солнечного света синюю полосу морской воды — далеко-далеко.