Тогда словечко «голубой» еще не было в ходу. Советская действительность во всех ее проявлениях была проще. Говорили просто: «педераст», уподобляясь любимцу всего народа и партии Никите Сергеевичу Хрущеву, который это выражение любил употреблять к месту и ни к месту.
Пообщавшись с Юрой Коротковым, Васильченко почувствовал, что в агенте есть нечто от жеманной барышни из великосветских русских салонов XIX века. Объяснить свои впечатления контрразведчик даже для себя вряд ли смог бы, потому что никакого опыта общения с педерастами у него до этого ни в оперативном, ни тем более в личном плане не было. И все же нечто неуловимо женственное в Короткове он почувствовал. И, надо сказать, интуиция начинающего опера не подвела.
Когда анализировали причины перехода Короткова в стан противника, а он перебежал к англичанам, тогда наткнулись на очень забавную историю.
Дело в том, что одновременно с вербовочной разработкой Дежана КГБ взялся склонить на свою сторону и французского военно-воздушного атташе полковника Луи Гибо.
Посол послом, но Грибанов, проконсультировавшись в верхах, решил, что Советскому Союзу не помешают и военные секреты, тем более что Франция тогда еще входила в военную организацию блока НАТО.
Взялись за военно-воздушного атташе. Через какое-то время стало известно, что полковник имеет порочную тягу к мальчикам. Вот те на! Для сотрудников КГБ тогда это было в диковинку. Но делать нечего. Если этого требует государственная безопасность СССР, значит, надо привлекать к сотрудничеству и извращенцев.
Это в то время Васильченко так думал, что они — извращенцы. Проштудировав массу специальной литературы, он понял, что они, как левши — обижены природой и по-другому не могут…
Однажды в ходе оперативного совещания, проведение которых Грибанов практиковал в номерах «люкс» гостиницы «Метрополь», обсуждался вопрос о совращении французского военно-воздушного атташе.
Проблема состояла в том, что новоиспеченный председатель КГБ СССР Иван Серов буквально впадал в истерику при одном упоминании о необходимости вербовать для нужд Комитета агентов-гомосексуалистов. Первым и последним аргументом сановного держиморды, противившегося участию в оперативных мероприятиях наших агентов лиц нетрадиционной сексуальной ориентации, были его слова-лозунг: «Мне только пидоров не хватает в моем ведомстве!» Именно по этой причине в агентурном аппарате КГБ напрочь отсутствовали агенты-гомосексуалисты.
Кроме шефа контрразведки Союза и нескольких молодых оперов-лейтенантов, на совещании присутствовал… Коротков. Впрочем, для оперативного состава ничего удивительного в этом не было, потому что этот агент экстра-класса пользовался личным благорасположением Грибанова, да и других высших руководителей КГБ. За глаза молодые сотрудники не без зависти называли Короткова «майором»…
На удивление всем присутствующим, Коротков, этот неотразимый сердцеед, не знавший поражений на ниве совращения жен иностранных дипломатов, среди любовниц которого числились народные артистки, звезды и секс-символы советского кинематографа, неожиданно для всех в качестве соблазнителя и партнера французского атташе предложил себя!
Мертвенно-бледный Коротков поднялся с кресла во весь свой недюжинный рост и дрожащим от волнения и патетики голосом произнес, что готов принести себя в жертву на алтарь общего дела ради укрепления государственной безопасности СССР.
Добавил, что интересы Родины для него превыше всего и не идут ни в какое сравнение с каким-то разовым иллюзорным унижением… В номере на минуту повисла гнетущая тишина. Пораженные заявлением Короткова оперативные сотрудники с открытыми ртами уставились на него. Немая сцена из «Ревизора», да и только!
Единственный, кто не потерял самообладания и способности критически осмыслить «самоотверженность» Короткова, был Васильченко. Цепь в его мозгу замкнулась. Все встало-на свои места. Он понял, что мужчины, а не женщины — это подлинная, но тайная страсть агента.
Летом 1961 года Коротков соблазнил военно-воздушного атташе, вступив с ним в интимный контакт, но поторопился, сразу потребовав выдачи военных секретов.
Полковник Гибо вернулся со свидания, попрощался с женой и… пустил себе пулю в лоб прямо в своем служебном кабинете посольства.
Самоубийство военно-воздушного атташе вызвало панику во Втором главке КГБ. Все боялись, как бы француз не оставил записки, объяснявшей, в какую ловушку он угодил.