Первое, что поразило Полещука, когда они проникли с Шармой на виллу доктора, это стерильная чистота помещений и почти полное отсутствие мебели. Было такое впечатление, что это не жилое помещение, а многопрофильная мини-клиника.
В одной комнате стояло огромное гинекологическое кресло, за дверцами стеклянных шкафов устрашающе поблескивал специальный медицинский инструментарий. Вторая была приспособлена под зубоврачебный кабинет, на стенах которого к тому же висели таблицы для определения остроты зрения. Третья комната, очевидно, служила кабинетом для психоанализа и психотерапевтических процедур… Лишь в четвертой, самой большой комнате поисковики обнаружили признаки пребывания человека — посередине стояла огромная кровать-альков, застеленная белыми шелковыми простынями, на которых в артистическом беспорядке были разбросаны пышные подушки. Прямо напротив алькова была установлена на треножнике… кинокамера, а на прикроватной тумбочке разместился мощный кинопроектор, направленный на противоположную стену, во всю ширину которой висело белое полотно экрана.
Полещук, влюбленный во всякую кинофотоаппаратуру, подошел поближе, чтобы рассмотреть, какой техникой оперирует доктор.
— Бог мой! — вырвалось у разведчика. — Да это же та самая камера, которую я продал дипломату из ФРГ! Да, тесен мир…
В проеме двери появился Шарма.
— Леон, я нашел холодильник, — шепотом, будто их кто-то мог услышать, произнес агент. — Он не на кухне… Там — действующий… Наш находится в кладовке… Пойдем!
В кромешной темноте, подсвечивая себе электрическим фонариком, Полещук последовал за агентом.
Судя по тому, как уверенно Шарма двигался по лабиринту переходов и комнат, Полещук пришел к выводу, что агент уже не в первый раз находится здесь.
«Уж не побывал ли здесь Чанг без меня, до нашего совместного визита, чтобы снять пенки, забрать самые ценные материалы, а мне оставил процеженную, отфильтрованную водичку, которой цена грош в базарный день?! Это — в крови у всех черножопых, они так и норовят обойти нас, белых, на вираже, чтобы еще раз доказать свое превосходство над нами. На самом же деле они таким образом лишь еще раз доказывают свою закомплексованность!
Нет-нет, — успокоил себя Полещук — Я для Шармы не конкурент. Тем более что он ждет от меня полного расклада по связям доктора, зарубежные каналы, которыми тот может пользоваться при выходе на воротил международного наркобизнеса… Уж и не помню, что я там наплел Чангу, чтобы хоть одним глазом взглянуть на документы, в которых может прослеживаться связь Гольдмана с консулом…
Нет! Мы с Шармой — не конкуренты: ему нужен доктор, мне — консул… Так-то оно так, но агенту я об этом сказать не имею права… И все-таки, почему он так уверенно движется по этим лабиринтам?!»
— Послушай, Шарма! Ты так быстро и уверенно ориентируешься в темноте, будто всю жизнь прожил на этой вилле…
— А я разве тебе не сказал, Леон, что эта вилла принадлежит тетке моей жены? Она сдает ее в аренду богатым иностранцам…
— Нет…
— Забыл, значит… Дело в том, что нам сюда попасть было бы много сложнее, если бы прислуга не знала меня…
Мажордом, тот сразу отдал мне все ключи… Кроме ключа от сейфа-холодильника — у него его просто нет… С тем заветным ключиком доктор не расстается никогда, даже когда здесь, на вилле, трахается с гэдээровским консулом… Ты заметил киноаппарат, что стоит в спальне? Так вот они свою любовь снимают на пленку, представляешь, Леон!
Я после Англии уже ничему не удивляюсь, там я и не такого наслушался и насмотрелся…
— Мажордом рассказал тебе о любви доктора и консула?! Вот так сюрприз! Значит, об этом было известно и до… Черт побери, я — последний, кто узнает такие подробности! Чанг, разве ты раньше не мог мне об этом сказать?! Твой мажордом не сказал случайно, где Гольдман держит отснятые пленки?
— Ну да… Этот мажордом знает меня с детства, обо всем мне и сообщил, чтобы показать, что он ко всему имеет доступ, но только не к ключам от сейфа… А насчет фильмов… Так я думаю, они там же, в сейфе… Что же касается твоих упреков, Леон, то они несостоятельны… Ты же ни о чем не спрашиваешь! Сунул Шарме, то есть мне, пару ящиков «Посольской» и был таков…
Я могу тебе столько еще порассказать о проживающих здесь иностранцах, что у тебя сейфов не хватит, чтобы записи этих рассказов складировать…