— Все будет хорошо, Хон, не волнуйся. Я знаю, что делаю, — сказал я ей и отправился на встречу. Квартира Кима находилась на чердаке невысокого трехэтажного здания в одном из пригородов Нью-Йорка.
Он встретил меня на улице и провел к себе. Его комната была не более двадцати футов в длину и чуть поменьше в ширину. За исключением полуразвалившегося кресла, стоящего в середине комнаты, мебели в ней не было. Жена Кима сидела в этом кресле и укачивала ребенка.
Женщина и ребенок были бледны и выглядели явно истощенными. Единственная лампочка без абажура тускло светилась под потолком. В ответ на мое приветствие женщина лишь кивнула и слабо улыбнулась. Два матраса, вероятно служившие им постелью, валялись в углу комнаты. Несколько упаковочных ящиков стояли вдоль стены — вероятно, в них находилось все их скудное имущество.
Кухня — угол, где стояла плита, — была отгорожена невысокой перегородкой. Рядом стояли стол и две табуретки, а над всем этим убожеством висела лампочка мощностью не более двадцати ватт. Грязная раковина довершала картину. Холодильника не было и в помине. Для меня так и осталось загадкой, где находится их туалет.
Ким зажег керосиновую лампу и отвел меня в отгороженное в углу комнаты пространство размером не более четырех метров. Он поставил лампу на пол, принес мне из кухни табуретку, а сам устроился на тонкой циновке.
В этом закутке Ким поведал мне свою историю. Говорил он медленно, стараясь донести до меня смысл каждого слова. Ким работал помощником инспектора, взимающего плату за парковку автомобилей.
Платили ему сущие гроши, гораздо меньше, минимальной заработной платы, предусмотренной законом. Но Ким даже не догадывался об этом. Он стыдился просить прибавки, поскольку считал, что если человек может работать, то должен зарабатывать себе на хлеб. Однако нужда взяла его за горло. Отчаявшись обеспечить жену и ребенка самым необходимым — едой, он решился на жульничество: начал утаивать часть денег, полученных за парковку автомобилей.
Ким брал деньги только на самое необходимое. За неделю работы он украл не более пятидесяти долларов. Однако совесть не давала ему покоя: он приходил в ужас от одной только мысли о том, что превратился в обычного вора. У него пропал сон и аппетит. К тому же он очень опасался, что в один прекрасный день его поймают и посадят в тюрьму. Что тогда станет с его женой и ребенком? А с другой стороны, если он не будет воровать, то чем кормить свою семью?
Угрызения совести настолько измотали его, что он пал духом и почувствовал, что буквально сходит с ума. Ему просто необходимо было посоветоваться с кем-то. Ким не был христианином, но решил, что беседа с пастором поможет ему. В принципе это был правильный выбор. В церкви он вполне мог получить помощь и разумный совет. Но, к несчастью, священник, к которому обратился Ким, оказался далеко не лучшим пастырем. Услышав историю Кима, он накричал на него, назвал исчадием ада, прибавив, что отныне Киму остается лишь одна дорога — прямиком в преисподнюю. Сатана овладел его душой, и надеяться ему больше не на что.
Ким вернулся домой совершенно удрученным. Он был убежден, что в него действительно вселился дьявол, единственный способ избавиться от которого — убить себя. Его намерение было твердым, но ради жены и ребенка он решил использовать последнюю возможность. Совершенно случайно ему на глаза попалась газета с колонкой объявлений, и он, повинуясь внутреннему импульсу, позвонил мне.
Мне стало совершенно ясно, что я должен помочь Киму избавиться от страхов и найти работу, обеспечивающую прожиточный минимум.
Я вышел на основной экстрасенсорный уровень и приступил к «чтению мыслей». Сразу перед моим мысленным взором возникла стена страха и негативных энергий, через которую почти невозможно было пробиться, поэтому я перевел свой мысленный взор с Кима на священника, который едва не довел бедного малого до самоубийства.
Священник оказался весьма раздражительным пожилым человеком, считавшим, что его незаслуженно оскорбили, отправив на старости лет работать с паствой, состоящей преимущественно из «цветных». Он полагал, что заслужил большего признания со стороны Церкви. Священник был к тому же человеком очень неуравновешенным, здоровье его оставляло желать лучшего, потому что он далеко не всегда придерживался поста и других предписаний церкви. Это был типичный консерватор и явно предубежденный человек, деливший мир на черное и белое.