Он спросил:
– То есть?
– Потом объясню! Быстрее, пошли! Гранье ждет нас на стоянке. Он отвезет нас на своей машине.
Эмма взяла за руку Пьера и повела между крестами. Он с трудом успевал за ней, нагруженный ящиком и ведром. Он только ощущал, как ее волосы касаются плеч. Вдруг Пьер почувствовал, что хочет остановиться. Зачем он бежит за ней? Он же не должен следовать за ней, не задавая вопросов. Когда они дошли до центральной аллеи, Пьер остановился.
– Эмма, для начала ты можешь мне сказать, куда мы едем?
– В Версаль!
– Я не уверен, что…
Пьер положил свои вещи на землю, сомневаясь все больше. Она взяла его за руку.
– Пойдем, я кое-что тебе покажу.
Эмма потащила его к белому полукруглому монументу, видневшемуся впереди. Поднялась на несколько ступенек, затем остановилась. Перед ней на стенах были нарисованы карты полей сражений со знаками и надписями, обозначавшими расположение каждой дивизии и ее передвижения. Что она хотела ему показать? И почему сейчас? Ей нужно объясниться и рассказать, как она его нашла. Он не собирается слепо подчиняться ей.
Но она обернулась, и он увидел, как ожили ее губы – их нежный и пленительный изгиб. Эмма держала его руку в своей. Что она хотела сказать? Почему смотрит на него так, что заходится сердце?
У него не было времени да и сил спросить ее об этом.
Он прижал ее к стене и обнял. Услышал ее вздох. Его рука скользнула к ее груди.
Эмма чувствовала, как ее захлестывает желание.
Пьер дал себе волю, вдохновленный призывом в глазах Эммы, ответным движением ее губ. Он наклонился и пристально посмотрел на нее.
– Ты слишком красивая.
Не отрывая взгляда, он скользнул рукой ей под юбку, туда, где уже созревало желание, которое она не могла скрыть. Затем встал на колени, поднял ее майку и, держась руками за талию, покрыл долгими поцелуями ее живот. По ее телу пробежала дрожь – от впадин на пояснице до корней волос. Она закрыла глаза. Пьер поднял юбку и осторожно погрузил губы в темные волосы на лобке.
У Эммы задрожали колени. Она откинула голову и вцепилась ему в волосы. Он встал и занялся с ней любовью, Эмма кусала губы, чтобы не закричать. Пьер поднял ее, обвил ее ноги вокруг своей талии и прижал к стене. Волосы Эммы – темное пятно на беленной известью стене.
Это безумное, почти животное наслаждение, от которого невозможно отказаться, позже заставит его устыдиться – он прекрасно это понимал! Но удовольствие, которое он испытывал от близости с Эммой, было столь сильным, что он отбросил все условности. В глубине души Пьер был счастлив открыть эту женщину, чувствовать свое предназначение, воплотить ее сон в реальность.
Он знал, что тот образ Эммы на пляже навсегда останется в его памяти. Такой она будет вспоминаться ему, когда он забудет все остальное, когда сам не будет знать, явью это было или сном.
Наслаждение пришло к ним одновременно, и они рухнули на землю, около стены, задыхаясь. Эмма пришла в себя первая. Она заставила Пьера подняться.
– Ты должен поехать со мной. Но не ради этого, – сказала она, расправляя юбку. – Ради них. – И она кивком указала в сторону тысяч крестов, вытянувшихся в одну линию на старом военном кладбище.
– Больше ты ничего не можешь для них сделать, ты понимаешь? Они отдали свои жизни, чтобы спасти нашу свободу, и ты прав, уважая их память. Но если ты сейчас со мной не поедешь, если предоставить террористам свободу делать то, что они хотят, ты позволишь возникнуть сотням таких же кладбищ. Тысячи невинных, может быть, миллионы, находятся сейчас в смертельной опасности. – Она почти прокричала: – Пьер, ты слышишь? Подумай о живых! Началась новая мировая война, и ее исход зависит от тебя!
27
– У вас хватит бензина до Парижа? – спросила Эмма.
Гранье посмотрел на датчик, сомневаясь:
– Не уверен. Я полностью залил бак в Шербуре перед выездом, но эта машина прожорлива, и я не очень хорошо ее знаю. Она у меня всего две недели.
– Вы ее только что купили?
– Честно сказать, друг одолжил. Вы, впрочем, конечно же, хорошо его знаете. Тед Дюбюиссон. Он ведет шоу на Paris Premiure. Производители одалживают ему любую машину, какую он захочет: он их тестирует! – Гранье ухмыльнулся. – Так что собственной машиной он не пользуется.
А Гранье, подумал Пьер, он своей машиной когда пользуется?
Словно догадавшись, о чем он подумал, писатель добавил:
– У меня вообще нет машины. Мне, честно говоря, они не интересны. В Париже езжу на скутере, как все.
Пьер посадил Эмму спереди, рядом с Гранье. На самом деле она не оставила ему выбора, но его это устраивало. Поездка продлится по меньшей мере три часа, и на заднем сиденье полноприводного «порше» он мог устроиться поудобнее и поспать. Сказывался результат последних бессонных ночей.
Они миновали Колльвилль, превысив все ограничения скорости. Пьер объяснил, что делал на кладбище: его мать была «крестной матерью» трех американских ветеранов, участвовавших в высадке десанта. Однажды один из них попросил ее посадить цветы на могиле погибшего в 1944 году товарища. Потом о той же услуге ее попросили еще человек десять. Так что каждый год она приезжала на один день в Туссен. Приносила цветы на могилы и замазывала мокрым песком имя солдата, вырезанное на камне. Способ выделить их из всех остальных… до следующего ливня, который смывал песок, и тогда крест становился одним из многих – анонимных, невидимых. Катрин Шаванн потом посылала фотографии могил своим крестникам. Подростком Пьер совершил паломничество в Колльвилль несколько раз с семьей. Теперь, поскольку матери становилось все труднее ездить с места на место, она поручала ему и сестре, когда они попадали сюда, продолжать ее дело.
– Вы хорошо знаете дорогу! – сказала Эмма Гранье, управляющему машиной.
Педаль в пол. Pedal to the metal, как говорят американцы. Эмма не была в восторге от езды на предельной скорости – судя по тому, как она вцепилась в ручку над дверью, – но не возражала. Лучше бы Гранье вел медленнее, но экономил топливо. Бесценное топливо.
– Я провожу здесь минимум шесть месяцев в году, понимаете, – ответил Гранье Эмме.
Локоть на краю дверцы, одна рука на руле, – он объяснил своим спутникам, что купил «деревенский домик» в Ла Are. В Омонвилль-ла-Петит, около Порт-Расина, самого маленького порта Франции, уточнил он. И совсем рядом с домом, где жил Жак Превер.
– В Котантене обосновывается все больше писателей. Кстати, вы читали последнюю книгу Дидье Декуана? Он рассказывает о своем доме в Ла Are. Тоже обожает это местечко. Как-нибудь приглашу вас. Вот увидите! Народ там дикий…
Они ехали не больше пятнадцати минут, а Гранье уже упомянул в беседе десяток звездных имен. Все с усмешкой, конечно, но тем не менее производя ожидаемый эффект. Эмма отвечала ему так, словно оценила наплыв имен знаменитостей, будто принимая его игру.
– Не хочу прерывать ваш оживленный разговор, но не включите ли вы радио? – спросил Пьер.
Он попросил сделать это прежде всего для того, чтобы не слушать их воркование. В Колльвилле Эмма без колебаний драматизировала ситуацию, чтобы произвести впечатление на Пьера и заставить его поехать за ней, а теперь заставляла его терпеть этот птичий щебет.
France Info, 22 часа 15 минут. Сводка новостей, Эрве Шатиньяк.
Взрывная сила новостей заставила всех вернуться на землю. Террористы продолжали демонстрацию силы. Три новые авиакатастрофы – на Гавайях, в Венесуэле и Шотландии. «Погибли пятьсот человек, но могло быть и хуже», – сказал комментатор, поскольку в двух авариях, произошедших в момент приземления из-за молчания диспетчерских постов, остались выжившие. «Только пятьсот погибших». Пьер мысленно отметил: еще один смакует результаты катастроф. Уже три дня комментаторы прямо-таки купались в сенсациях. Пьер вспомнил свою мысль, которую он как-то высказал Фрэнку: создать радио, по которому будут передавать только веселую и оптимистичную информацию. Радио «Хорошая новость». Фрэнк сказал, что такой концепт уже существует. В Северной Корее. Пьер успокоился.